Форум » Березовка » Случайные шалости. » Ответить
Случайные шалости.
Гриша: Незаметно пробежали две недели , как племянники из города, замерзшие и голодные, добрались до дома своего дяди Ивана. Уже всем казалось, что живут они здесь давно, и никто-ни Гришка, ни Матрена, ни сам Иван, не представляли своей жизни без этих детей. "Как бы я жил тут один, без них?"-часто задумывался Гришутка. И вправду-поиграть , а порой и подраться было бы не с кем.Ему даже некупленных игрушек было не жалко, так как в совместных веселых играх и не особо были нужны эти неживые игрушки. И неугомонный Гришка старался изо всех сил использовать всю их вместе взятую детскую энергию для бесконечного познания большого мира, разнообразного веселья, шалостей, большинство которых были скрыты от родительских глаз, и казалось, что никогда не будет конца этому счастливому времени-детству. Это утро началось, как обычно. Одевшись и умывшись, ребята весело болтали ногами под столом в ожидании батюшкиных указаний-даже небольшая работа по хозяйству превращалась у них в совместную игру.
Иван: - Опять не слушаемся!? Хотите добавки получить и до утра на горохе простоять!? - Иван подошел к Максимке, развязал поясок и стащил с мальчика рубашку, а потом, встав на одно колено, развязал завязку на портках, сдернул их до пола, и силой поставил ребенка на горох, лицом в направлении лавки, затем окончательно стащил штаны. - В следующий раз, когда не будешь сам портки снимать, получишь вдвое больше. Стой на коленях прямо, на зад не садись, держи руки за головой. И, смотри, не зли меня больше! - Тебе тоже помочь, Гришутка? - с этим словами отец стащил рубашку и с него и сильно шлепнул голого мальчика по заду. - Давай, ложись наконец!
Максимка: Иван пишет: Опять не слушаемся!? Хотите добавки получить и до утра на горохе простоять!? - Иван подошел к Максимке, развязал поясок и стащил с мальчика рубашку, а потом, встав на одно колено, развязал завязку на портках, сдернул их до пола, и силой поставил ребенка на горох, лицом в направлении лавки, затем окончательно стащил штаны. - В следующий раз, когда не будешь сам портки снимать, получишь вдвое больше. Стой на коленях прямо, на зад не садись, держи руки за головой. И, смотри, не зли меня больше! Максим от обуявшего его ужаса не проявлял ни содействия, ни сопротивления. Он, как бы "заснул" в той позе, в которой его поставили и уставился невидящим взором на лавку... Особой боли от гороха, вонзившегося в его колени он пока ещё не ощутил... Надеюсь, мой автор прав: его на горох не ставили
Гриша: Иван пишет: - Тебе тоже помочь, Гришутка? - с этим словами отец стащил рубашку и с него и сильно шлепнул голого мальчика по заду. - Давай, ложись наконец! Такой грубый жест окончательно вывел Гришутку из равновесия.От очередного прилива этого гнусного чувства-чувства страха-Гришка в голос заныл. -Аийай! Так холодно будет, тятя! Полное обнажение дало ощущение полнейшей беспомощности и стыда перед Лизкой да и перед матушкой. Сзади так прижарило от крепкой отцовой ладони, что он взвизгнул и поспешил ничком улечься на скамью.Только сейчас он вспомнил, что ему предстоит вынести, и снова жалобно запричитал: -Тятечка, тятечка...Ну только не надо очень сильно... Вцепившись руками в край лавки, он хотел зажмурить мокрые глаза, но любопытство взяло верх. Что там Максимка чувствует? Вроде стоит спокойно...Значит, это не очень больно...
Иван: Гриша пишет: -Аийай! Так холодно будет, тятя! На это Иван не мог ничего ответить, кроме сакраментальной фразы: - Ничего потерпи, сынок. Скоро согреешься! На сей раз он решил в качестве эксперимента привязать Гришутку по всем правилам, как привязывали родители его самого и как в старые времена привязывали провинившихся парней и девок на барском дворе: обмотал лодыжки ребенка сложенным в несколько раз полотенцем и привязал их к скамейке, а потом то же сделал с руками, оторвав их от скамейки и вытянув мальчика на манер рыбки. Иван, вытащил из кадки прут и пару раз взмахнул им в воздухе, пробуя на гибкость и заодно отряхивая от воды. Прут приятно пропел. Приглядываясь к сжатому в страдальческой гримаске заплаканному личику малыша, он спросил: - Понимаешь ли ты, за что тебя наказываю?
Максимка: Максимка пишет: как бы "заснул" в той позе, в которой его поставили и уставился невидящим взором на лавку... Особой боли от гороха, вонзившегося в его колени он пока ещё не ощутил... Иван пишет: На сей раз он решил в качестве эксперимента привязать Гришутку по всем правилам, как привязывали родители его самого и как в старые времена привязывали провинившихся парней и девок на барском дворе: обмотал лодыжки ребенка сложенным в несколько раз полотенцем и привязал их к скамейке, а потом то же сделал с руками, оторвав их от скамейки и вытянув мальчика на манер рыбки. Иван, вытащил из кадки прут и пару раз взмахнул им в воздухе, пробуя на гибкость и заодно отряхивая от воды. Прут приятно пропел. Приглядываясь к сжатому в страдальческой гримаске заплаканному личику малыша, он спросил: - Понимаешь ли ты, за что тебя наказываю? Максим немного пришёл в себя от испуга и с интересом наблюдал за тем, как Иван привязывает Гришу. "Правильно, так его, чтобы не убежал" - пронеслась у него злорадная мысль. О том, что ему скорее всего предстоит тоже самое, Максим не задумывался. Мешало смотреть только небольшое неудобство в горошинах впившихся в колени. И, пользуясь тем, что внимание всех было обращено в сторону лавки, Максим автоматичеки опустил правую руку, и чуть приподняв правое колено, осторожно выковырнул из под него несколько горошин. Быстро вернул руку на место за головой...
Гриша: Ощутив знакомую возню с его ножками, Гришутка сжался еще больше.Значит, вот-вот сейчас все начнется!Очередной этап традиционных приготовлений..Тихо подвывая, он уткнул личико в кулачки, как бы желая спрятаться от всего предстоящего ужаса. Но что это?!Сильные руки отца захватили его ручонки и вытянули вперед! Лицо от этого оказалось на жесткой лавке, а Гришутку охватила паника. -Аааййй!Зачем это, тятя?!!-когда его ладошки оказались так далеко от него, очередной прилив дрожи прокатился от макушки до пяточек. Он почувствовал себя беспомощно-распятым, а главный страх был в том, что потом все уйдут, а он, такой маленький и несчастный, так и останется лежать на этой лавке. Плечики и лопатки были напряжены из-за такой растяжки, Гришка вовсю хлюпал носом, который удавалось утирать об обнаженное плечо.Голову он мог поворачивать, дабы напоследок поймать печально-ласковый взгляд матери, мысленно получить ее благословение, а значит и силу вытерпеть наказание. Максимка что-то копошился в углу, Лизка свесила любопытную мордашку с печки. Ууу, уставились...Ничего-ничего, я тут не последний...Я то привыкший...А они узнают еще...-какое-то непонятное злобствование проворчала внутри. Услышав свист хворостины да и еще вопрос отца, у Гришки непроизвольно сжались ягодички, хотя он прекрасно знал по советам самого же отца, что нужно расслабиться. Иван пишет: - Понимаешь ли ты, за что тебя наказываю? -Я не знаюууу, тятечка-а-а! Мы просто поссо-о-о-рили-и-ись!Я не хоте-эл ничего тако-о-ого! Что кто хотел, сейчас, на лавке, уже не имело значение.Гришка по опыту это знал. Ой, хоть бы не слишком шибко...И не очень много. Ожидание казалось мучительно- бесконечным.....
Иван: Иван еще раз окинул взглядом изящное обнаженное тельце его сына и некоторое время не мог отвести глаза, залюбовавшись этим зрелищем. Как и несколько недель назад, когда он решился впервые взять в руки розгу не потому, что ребенок был действительно виноват, а потому, что считал это необходимым для правильного воспитания и не хотел упускать время, Ивану было немного страшно и неловко причинять любимому ребенку боль и оставлять на его нежной коже ужасные следы, но одновременно приятно чувство власть и исполненного долга. С течением времени первое постепенно слабело, а второе усиливалось. Гриша пишет: -Я не знаюууу, тятечка-а-а! Мы просто поссо-о-о-рили-и-ись!Я не хоте-эл ничего тако-о-ого!Ну конечно. Сейчас он от страха не может не о чем думать, но нужно все равно повторить его вину, чтобы это закрепилось в его памяти. - За то наказываю, что старших не слушаешься и руки распускаешь. Все, Гришутка, держись. - и резко размахнувшись розгой, с силой опустил ее на нижнюю часть сжавшихся детских ягодичек, хотя и не так сильно, как позволяли его окрепшие от тяжелой работы мускулы. - Вжик!
Гриша: То, что он будет всегда-всегда впредь слушаться старших, и даже Лизку, Гришутка уже мысленно себе пообещал, но знал, что найдутся еще бесконечные провинности, за которые он не раз будет лежать на этой жесткой лавке, потому что его и отец, и мать были людьми добропорядочными, но так же получали в детстве подобные наказания, и это было неотъемлемой частью их быта, их жизни, и ничего изменить было нельзя, так как порка была старой традицией, передававшейся из поколения в поколение. Последние слова отца послужили подтверждением тому и даже вместе с предвкушением сильной боли внушили чувство принадлежности к этой системе семейных ценностей, так как страха перед батюшкой не было, не было ненависти, а оставалась только жалость к себе и досада за произошедшую ссору. Первый удар сильно обжег тело, и Гришка , дернувшись , взвизгнул. -Аийяйий!Бо-ольно!Тя-а-тя! Тут же брызнули слезы, растекаясь по всему лицу, тело непроизвольно задергалось, но ребенок понимал, что ускользнуть от последующих ударов никак не удастся.
Максимка: Гриша пишет: - Я не знаюууу, тятечка-а-а! Мы просто поссо-о-о-рили-и-ись!Я не хоте-эл ничего тако-о-ого! "Вот Гришка-трусишка" - подумал Максимка, совершенно забыв, как сам умолял покойного отца простить его, когда тот просовывал его головой между своих ног. Что-то другой ноге тоже стало неуютно и Максим незаметно выковырнул из под левого колена несколько горошин левой рукой... Гриша пишет: Гришка , дернувшись , взвизгнул. -Аийяйий!Бо-ольно!Тя-а-тя! Тут же брызнули слезы, растекаясь по всему лицу, тело непроизвольно задергалось "Ой, а как он орёт то противно, вот я бы на его месте молчал" - Максим уже почти гордился собой. Он "почему-то" не помнил, что сам ревел не только от отцовского, но даже от сравнительно слабого Лизкиного ремня...
Иван: Гриша пишет: -Аийяйий!Бо-ольно!Тя-а-тя! - Так и должно быть больно. Будеш знать, как не слушаться! Умел озоровать, умей и ответ держать! - Иван не был уверен, стоит ли привязывать мальчика еще и за талию, но, поскольку тот не переворачивался, он решил, что это было не обязательно. - Вжик, вхик, вжик, вжик - отец нанес еще несколько ударов и перешел на другую сторону скамьи.
Матрёна: Матрена стояла у печки ни жива ни мертва. Слезы катились по её щекам. В этот раз муж не привлек её помогать учить детей. А она ругала себя, что не смогла отвести своего маленького сыночка от сурового наказания. Понимая, что изменить уже ничего нельзя - наказание началось, Мотя молилась "господи, пошли разума рабу твоему Ивану, а также рабу твоему Григорию, И еще рабу твоему Максиму, и Лизавете то ж. Ну мне, грешной бабе неразумной Матрене, Господи, пошли разума и терпения!"
Иван: Перейдя на другую сторону лавки, Иван увидел плачущую Матрену, ранее находившуюся у него за спиной и это зрелище его несколько смутило. - Ну, ты чего, Мотька? Возьми себя в руки. Сама же знаешь, что детей учить необходимо. Давай лучше за Максимкой посмотри. Правильно ли он стоит, не выковыривает ли из под себя горох, как это мы делали. Если да, то скажешь мне, мы ему добавим, и получат они с Гришуткой одинаково. А потом они у нас прямо стоя на коленках поедет, чтобы зря времени не терять. Давай давай.
Максимка: Иван пишет: Давай лучше за Максимкой посмотри. Правильно ли он стоит, не выковыривает ли из под себя горох, как это мы делали. При этих словах Максиму вновь стало страшно, но возвращать горошины на место под взглядом матушки, он не решился.
Гриша: От ожидаемых посыпавшихся ударов Гришка протяжно завыл.Хлесткие отцовские стежки вылились горячим поток на нежную кожицу мальчика. -Ауай!Не на-аа-до-о!-только и мог протянуть Гришутка, но рыдания перекрыли всю возможность о чем-то просить , да и не к чему все это было. Вроде небольшая передышка...Какие-то шаги вокруг скамейки.Значит, еще не конец. Гришка приподнял голову:Максимка копошился на горохе, матушка стояла, будто окаменевшая... Неловко было сильно кричать при брате и сестрице. Им-то хорошо, а я тут, бедный- несчастный...И все из-за них...Нет, чтоб меня слушаться.. .Очень хотелось , пользуясь передышкой, потереть горячую попку, но руки были связаны и находились где-то далеко, как будто чужие совсем.. .-Сейчас, тятечка, погоди немножко...-зачем-то проскулил Гришка , но очень хотелось казаться смелым перед старшим братом, и он, зарылся лицом между вытянутых рук и сжал губы. Все, буду молча терпеть...Не буду сильно кричать...Как и Максимка...Он же молча стоит... Продолжая всхлипывать, Гришка приготовился к новой волне боли.
Матрёна: Иван пишет: - Ну, ты чего, Мотька? Возьми себя в руки. Сама же знаешь, что детей учить необходимо. Давай лучше за Максимкой посмотри. Правильно ли он стоит, не выковыривает ли из под себя горох, как это мы делали. Если да, то скажешь мне, мы ему добавим, и получат они с Гришуткой одинаково. Матрена шмыгнула носом, кивнула и повернулась к Максимке. Мальчик подозрительно ёрзал на горохе и одну руку как будто резко поднес к голове. - Максимушка, сынок, тят велит ровно стоять и руки не опускать! Ты уж так и стой, иначе ведь нельзя! А Гришенька кричал от боли! Как бы горлышко не сорвал! Гриша пишет: .-Сейчас, тятечка, погоди немножко...-зачем-то проскулил Гришка А эти слова Матрену немного успокоили. Она и сама так в детстве иной раз просила передышки. И вот же, выросла какая здоровая да крепкая! А Гришенька её богатырем станет! - Терпи Гришенька, терпи родной мой! Это только для твоей пользы тятенька старается! - немного дрожащим голосом сказала мать.
Иван: - Конечно потерпит, куда он денется. Мы с тобой терпели, мать, а он, что, лучше что ли? Пусть тоже терпит. Будет в другой раз знать, как старшую сестру бить. Зайдя с другой стороны скамейки, Иван продолжил наказание, продолжая с силой (хотя и не так сильно как мог бы) опускать розгу на уже покрасневшие детские ягодички, покрытые сеткой слегка вспухших красных полосок, опускаясь все ниже и ниже к складке в том месте, откуда растут ноги. Малыш истошно визжал и ревел, выкрикивал что-то нечленораздельное, пытался дрыгать ножками, но полотенце держало крепко. От сильной боли Гришутка уже начал пытаться перевернуться, хотя это и было затруднительно в вытянутом положении. Так что Ивану пришлось его слегка придержать за спинку. Теперь свобода передвижения у ребенка оказалась совсем ограничена, ему удавалось только немного извиваться ужом под отцовской ладонью, вздрагивать и сжимать пальчики на руках и ногах. - Вжик, вжик, вжик, вжик, вжик. Кончик розни обломился, и отец семейства отбросил испорченное орудие, выбрал из кадки новый прут отряхнул его от воды и снова зашел с другой стороны скамейки.
Максимка: Матрёна пишет: - Максимушка, сынок, тят велит ровно стоять и руки не опускать! Ты уж так и стой, иначе ведь нельзя! Максим под пристальным взглядом матушки замер, да и наиболее противные горошины он успел отковырнуть, но от неудобной позы уже начали немного ныть ноги и спина...
Гриша: То , что ничего не остается, кроме как терпеть-это и маленькому Гришке было понятно. Слова отца вселили больше уверенности.Ведь раз они, его обожаемые родители, все это терпели, значит и он просто обязан.А матушкины ласковые речи помогли поверить, как и всегда верится во все, что говорит мать, что это наказание для его пользы. Ведь такие же слова она всегда говорит, когда кормит его с ложки тем, что ему не очень нравится, поит с утра парным молоком, и внушения о некой пользе очень действуют на него. Он даже по-обыкновению хотел промычать :"Хорошо, маменька", но новые жгучие стежки обдали его попку словно кипятком, а вместо слов вырвался душераздирающий вопль, перешедший в рыдания. Ягодички непроизвольно сжимались, дергались, пальчики рук производили хватающие движения, как бы ища невидимую соломинку, за которую можно было бы ухваться, но ее не было да и быть не могло. Ощутив на себе твердую отцовскую ладонь, Гришка оказался совсем прижатым к лавке, но некое чувство защищенности все же слегка облегчило его страдания, напоминая, что тут , над ним его близкий человек, который любит его и значит эта экзекуция скоро закончится. -Ну, не на-а-до больше! Тя-а-тя-а!-только и мог взмолиться Гришка, увидев отца с новой розгой. -Ну я больше не бу-ду!-мальчик с трудом приподнял голову, вглядываясь в лицо отца своими умоляющими заплаканными глазами.
Иван: Гриша пишет: -Ну, не на-а-до больше! Тя-а-тя-а!-только и мог взмолиться Гришка, увидев отца с новой розгой. -Ну я больше не бу-ду!-мальчик с трудом приподнял голову, вглядываясь в лицо отца своими умоляющими заплаканными глазами.- Конечно, больше не будешь, если не хочешь еще розг получить. Но сейчас тебя все равно надобно наказать, за то что ты уже сделал. Иначе ничего не запомнишь. Наука, она не просто дается, особливо детям! Через уши то у них трудно входит, приходится ум вгонять через задние ворота. - Ну и чего ты больше не будешь? Cкажи ка, что ты понял из сегодняшнего урока? А то, если ничего не понял, еще долго учить придется. - сказал Иван, потряхивая розгой в воздухе.
Гриша: Сперва в словах отца Гришка углядел лучик надежды, что вот прямо сейчас его отвяжут . Но следующая фраза о том, что все равно надобно наказать, легла тяжелым камнем в сознание, и мальчик нарочито громко завыл. Иван пишет: Ну и чего ты больше не будешь? Cкажи ка, что ты понял из сегодняшнего урока? Гришка понял, что розги-это очень больно, и что его наказать могут всегда, когда его поступки сочтут неправильными, но попытался уверить родителя в том, что он будет самым хорошим и добрым сыном. -Я ничего не буду-у, ничего плохо-о-го!Я поня-ал, тятечка, прости-и!.. От отчаяния слова перешли в протяжный рев, но убедить батюшку в том, что хватит его сечь, очень хотелось. -Ну не на-а-до бо-ольше! Бо-ольно, тя-тя!
полная версия страницы