Форум » Березовка » Деревня Березовка » Ответить

Деревня Березовка

Иван: Солнце поднялось над зубчатой стеной леса, осветило потускневшие от времени бревенчатые домики Березовки, проникло в маленькое окошко избушки Ивана и пощекотало мужика за небритую щеку. Иван беспокойно заворочался, толкая лежащую вместе с ним на печи жену. Рядом на полатях посапывали дети, как и взрослые одетые в одни рубашки. Скоро им всем вставать. Жене нужно доить корову, топить печь, а детям – выгонять скотину на пастбище. У самого мужика тоже работы хватает. Тяжела крестьянская доля!

Ответов - 148, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 All

Мишутка: Мишутка тоже не прочь был приласкаться и просунул голову маме подмышку. - А я? я тоже драгоценность? Ты скажешь тяте что бы он нас не сёк?

Матрёна: - Ох, золотой ты мой соколик, Мишенька, да серебряный мой голубок Гришенька! Я -то скажу, но сказать могу только лишь, чтоб послабее сек он вас, не столь шибко, как иных секут, ибо вы у меня дитятки весьма разумные! Но ведь в возраст входите, а без науки ну никак нельзя! Поэтому уж потерпите, мои горемычные, тетянька ведь ведь вас посечет любя! - Мишуткину голову, просунутую ей подмышку, мать прижала к своей левой груди, а справа продолжала придерживать Гришеньку, сидящего у неё на коленях, и не торопясь жующего кашу.

Гриша: Гришутка быстро проглотил кашу и с ужасом посмотрел на мать.Нет, не слова о порке напугали его, с этой мыслью он уже свыкся,к тому же надеялся, что маме удастся уговорить отца посечь их совсем не сильно.-Матушка, а почему Мишутка золотой, а я серебряный? Ты что, меня меньше любишь?-на глаза мальчика навернулись слезы.


Иван: - Ну все поговорили и хватит. Пора и дело делать. Все поели? Дети у нас, Матрена, и правда ладные, родителям на радость. Да потому и надо наказывать, чтобы такими же и остались, не забаловались и не испортились, чтоб страх знали. У каждого дитя то черт в заднице сидит, его только хворостиной оттуда и выгонишь. Неужто по себе не помнишь? - С кого начнем? Давай с Гришки, а то он со страху помрет, пока я Мишку наказывать буду. Да я на первом разойдусь, так что второму больше достанется. - Ноги держать будешь, или лучше их привязать?

Матрёна: Гриша пишет: -Матушка, а почему Мишутка золотой, а я серебряный? Ты что, меня меньше любишь?-на глаза мальчика навернулись слезы. - СЫночка моя кровиночка, да как я тебя меньше люблю? Пять пальцев на руке у меня, какой не укуси, одинаково болеть будет! - Матрена расцеловала сыночка прямо в мокрые его глаза. - Да просто Мишенька - он старший наш сын, а тебе старший брат! Потому его золотым соколом уже кликать можно! Да и в возраст он уже входит в отроческий! И розог поболе отец даст ему поэтому, чем тебе! А тем временем глава семьи уже приступил к суровому обряду: Иван пишет: - Ну все поговорили и хватит. Пора и дело делать. Матрена судорожно сглотнула, напоследок прижала к себе младшенького и прошептала ему на ушко: - Все, родной мой, тебе готовиться надобно, ничего, голубок, стерпишь! Бог терпел и нам велел! А Иван как будто прочитал Матренины мысли: Иван пишет: - С кого начнем? Давай с Гришки, а то он со страху помрет, пока я Мишку наказывать буду. Да я на первом разойдусь, так что второму больше достанется. - Ох, добрый у вас, дети, тятенька какой! Бога благодарите, что отец ваш мудрый да ласковый человек!- дрожащим голосом произнесла баба, наблюдая, как "ласковый человек" взглядом выбирает жгучую розгу для её сердешных малюток. - Да-да, Иван Матвеич, с Гришеньки и начнем, твоя воля! А уж ножки-то я ему подержу, сама справлюся! - отключая непрошеные слезы, сосредоточенно сказала Матрена.

Иван: - Ну, давай, Гришка, снимай портки, да ложись на лавку. - сказал отец, похлопывая себя по руке выбранным прутиком, не слишком длинным и толстым, как раз по возрасту ребенка.

Гриша: Гришутка, поставленный матушкой перед скамейкой, тихо посапывал, робко поглядывая то на отца, то на мать.Его детские ручки развязали веревочку у штанишек, но малыш никак не решался их спустить, хотя все члены семьи в ожидании смотрели на него, и тянуть время было опасно-вдруг батюшка действительно осерчает.-Тятечка, только ты обещал не шибко, ты помнишь, тятечка?-залепетал Гриша.-А то я очень боюсь,-на глаза ребенка уже навернулись слезки, он попытался растереть их кулачками, и в это время развязанные штанишки упали на пол.Со слезами и тихими всхлипываниями Гришутка вышел из штанин и, встряхнув ножками, стал неуклюже укладываться на скамейку.-Мамочка, ты только никуда не уходи, ты побудь здесь со мной, подержи мне ножки да покрепче, чтоб я ненароком тебя не ударил.Хорошо, родненькая?-мальчик с жалобным взглядом повернулся к Матрене.

Матрёна: - Здесь, я Гриша, здесь! Все будет как надо! - успокаивающе и, по возможности, бесстрастно произнесла Матрена, чтобы лишнего не тревожить сердце мальчонки, все ж мужик будущий, надобно стойкость прививать, хотя и малОй, но так ведь постепенно и взрослеть должен! Ловким привычным движением Матрена подняла Гришуткины порточки, расправив, аккуратно свернула и отложила на боковую лавку. А Гришенька уж укладывался. Мать кивнула малышу на его слова, провела ладонью по голове, вытянула ножки. "Ох, тельце-то белое, нежное, гладкое! А каким будет-то сейчас..." - Гришаня, а ты ручками вот так держись, и не убирай их родной! Больно будет, но ручки пускай вверху всегда будут, по ручкам розгой больней, чем по попке. Терпи уж, голубочек! А матушка тут, рядышком!

Иван: Гриша пишет: -Тятечка, только ты обещал не шибко, ты помнишь, тятечка?-залепетал Гриша.-А то я очень боюсь,-на глаза ребенка уже навернулись слезки, он попытался растереть их кулачками, и в это время развязанные штанишки упали на пол. - Так я же твой отец родной, худо тебе не сделаю, но поучить тебя уму-разуму давно уже надо. А что боишься, так это правильно. Для того и наказывают, чтобы дети родителей боялись и худа не делали. При виде на трогательно полуобнаженное худенькое тельце и заплаканное личико родного малыша Иван испытывал противоречивые чувства. С одной стороны он до безумия любил свою родную кровиночку, испытывал к нему невероятную нежность и не хотел причинять ему боль. Но, с другой стороны, вид дрожащего от страха ребенка вызывал в нем какое то странное возбуждение и приятное томление во всем теле. До сих пор пороли только его: тятька, мамка, старшие братья. Над ним домокловым мечем постоянно весел риск быть высеченным у барина на конюшне, а после отмены крепостного права - по приговору мирового суда. Но теперь ОН САМ будет пороть, он сам будет хозяином над телом другого человека, а трогательная беззащитность ребенка еще больше распаляла его и наполняло его сердце постыдной радостью. Иван помог сыну улечься ровно, закасал рубашечку повыше, чтобы полностью обнажился задик и привязал ребенка полотенцем чуть ниже подмышек. - Ну сынок, держись ручками за края скамейки, да покрепче. Так легче будет. А ты Матрена, держи за ноги.

Гриша: Почувствовав ,что его тельце захватило полотенце и от этого он не может вырваться, Гришутка заплакал еще сильней, хотя убегать никуда и не собирался, но чувство беспомощности одолело его, и лишь матушкины руки не дали потерять надежду, что все будет потом хорошо, что родители его любят, и он поверил увещеваниям батюшки, что совсем худо ему не будет, вцепился ручками в скамейку и закрыл свои глазки, из которых продолжали течь слезки.

Иван: Иван погладил прутом детскую попку, от чего ягодички малыша рефлекторно напряглись и рельефно выпятились вверх, оставив по бокам две аппетитные ямочки. После чего он поднял руку с прутом не слишком высоко и не слишком сильно, но и не слишком слабо стеганул по нижней части задика, отчего там сразу же образовалась полоска насыщенно-розового цвета.

Гриша: -Ааа-аай, больно!-Гришутка звонко завизжал, вскинув голову,-тятечка, больно!

Иван: Гришутка заверещал, вскинул голову и попытался извернуться, несмотря на крепко держащее его полотенце и любящие, но сильные материнские руки, прижавшие его лодыжки к лавке. Из под рук Матрены было заметно, как конвульсивно сжались пальчики на грязных маленьких ступнях дитятки, а на мордашке, несмотря на плохой угол зрения Иван успел заметить гримасу боли. Жалко было Ивану малыша, но он был удовлетворен. Пробрало с первого раза! Вот почему детей нужно начинать наказывать в малом возрасте. Для того ведь и наказывают, чтобы дитя кричало и плакало. - Так и должно быть больно. Будет тебе наука! А теперь еще больнее будет! - Иван размахнулся немного сильнее и второй удар - Вжик! - опустился чуть ниже первого. Вспыхнувшая полоска оказалась уже скорее красной, чем розовой, с чуть-чуть вздувшимися краями.

Гриша: Гришутка сильно дернулся и изошелся истошным криком, тут же перешедшим в рев.-Тяааатяаа!-только и смог он выдавить, понимая, что будут еще такие жгучие удары, поэтому хотел что-то сказать и о чем-то просить, но из-за слез и боли только открывал и раскрывал свой ротик, не в состоянии произнести хоть какое-то слово."Он же обещал нешибко",-промелькнуло в детской головушке,которая упала на скамейку, как-будто сломленная этим жгучим ударом.

Матрёна: Гриша пишет: -Ааа-аай, больно!-Гришутка звонко завизжал, вскинув голову,-тятечка, больно! - Аах! - вместе с мальцом выдохнула Матрена, но успела удержать дрыгнувшие было ножки. Иван пишет: - Так и должно быть больно. Будет тебе наука! А теперь еще больнее будет! - Иван размахнулся немного сильнее и второй удар - Вжик! - опустился чуть ниже первого. У Матрены после этих слов возникло напряжение в то месте, откеля ноги растут. Так напомнил ей в этот момент Иван её родного отца, вот так же сек он и Мотьку по субботам "Девка должна отца почитатть и бояться! Вот тебе дочка еще, вжжик! что не сладенько?" - Ой, не сладко, Гришенька, родненький, знаю-знаю, милок, что не сладко, но терпи родненький, терпи, это ж для твоей пользы! Крепкие руки бабы ровно удерживали босые ножки сыночка, и припомнилось ей, как эти же крошечные ножки она заворачивала в свивальник, а вот, таперича, подрос малыш! Уже сечем его вместе с Иванушкой, ненаглядным моим! - Матрена с нежностью посмотрела на мужа, смахнув слезу, которая была уже слезой умиления. Слушайте, может поменяем местами эти два поста? Вначале пусть мой а потом Гришин!

Иван: Иван начал уже входить во вкус, но все же заставил себя дать немножко времени, чтобы дать ребенку прореветься и набрать воздуха. Воспитание явно действовало, но эффект нужно было хорошо закрепить! После чего отец нанес подряд еще три достаточно сильных удара - Вжик, вжик, вжик, - постепенно опускаясь вниз к складке между ягодицами, при этом он приговаривал: - Будешь родителей слушаться? Будешь без спросу из дому уходить? Будешь безобразничать?

Гриша: Гришутка протяжно выл.Он собрал все свои малые силенки, дабы уверить отца, что он будет всегда хорошим.-Буууудууу, я буудууу,тяаатяаа!-захлебываясь в слезах протянул мальчишка.Он всей душой надеялся, что вот-вот сейчас его отпустят, что он встанет с этой жесткой скамейки, а матушкины руки не будут так крепко держать его ножки, прижмут его тельце к себе, защитят от боли и обиды.

Иван: Внезапно Иван остановился, встал на одно колено у изголовья лавки и повернул к себе зареванное раскрасневшееся личико ревущего и щмыгающего малыша, покрытое слезами и соплями. - Будешь, говоришь? Так что ты будешь? сбегать из дому и безобразничать? Простите Ивана за плагиат. Он - необразованный грубый мужик, и с воображением у него не очень хорошо.

Гриша: Гришутка изумленно посмотрел на отца, продолжая шмыгать носиком, но перестав на время плакать.Он пытался понять вопросы батюшки и собрал все свои мыслишки ,чтобы убедить его в своем примерном поведении в дальнейшем.-Нет, тятечка, я не буду убегать и не буду безобразничать, не буду!Малыш для пущей убедительности отрицательно замотал головкой и дотронулся ручкой до плеча родителя..Да здорово как раз-я в своем реальном детстве оказался.

Иван: - А слушаться тятьку с мамкой будешь?



полная версия страницы