Форум » Спортивный интернат. » Пороховая банда. Расплата.(Окончание ветки"Урок прикладной математики") » Ответить
Пороховая банда. Расплата.(Окончание ветки"Урок прикладной математики")
Жорка Киселев:
Кочубей: Славка какое-то время не мог понять, чего добивается доктор. Но постепенно к пацану стало доходить. Когда Жаба сложил до кучи все Славкины "подвиги" за последние пару лет, картина вырисовалась очень даже неприятная. Сам пацан никогда это все не анализировал вот так, вместе. Многое вообще старался забыть, как кошмарный сон. И, что главное, обижаться на жабу смысла не имело. Все, что он сказал, было правдой. Точнее, взглядом со стороны на эту самую правду. Все ждали, что скажет Кочубей. Славка сел на лавку, хотя это и было, мягко говоря, неприятно. - Да, в Лесото плохо получилось. Теперь мне это тоже не нравится. Кшатрии так не поступают. Но тогда я не был кшатрием и мне было только 10 лет. И я был очень злой на всю ту школу. Зачем они пытались вбить в меня свою религию? Вбить, это в прямом смысле, розгами, каждую субботу. Теперь я кшатрий. Повторение исключено. - Славка поднял опущенные глаза. - В Гайдарабаде я не мог поступить иначе. Зло должно быть наказанно. Этот охранник, который бомбу подложил, нарушил все, что только можно было нарушить. Все самое святое для кшатриев. Бомбу я правильно разминировал. Жизнью рисковал только я один. А если бы ждали саперов, спугнули бы террориста. Он бы подорвал свою бомбу. Детонатор он прикрутил к мобильнику и ждал удобного момента. А я там все разобрал и отсоединил. По мобильнику гада и вычислили. Вам, наверное, это понять сложно. Сняв бомбу, я получил право суда над этим человеком. Я своим правом воспользовался. В Индии, конечно, кастовые обычаи как бы вне закона, но никто не осуждал то, что я сделал. С точки зрения индуистской морали я все сделал правильно. По большому счету, я даже обязан был так поступить. А чиновников я понимаю. Им удобнее, на всякий случай, не пускать меня в их школы. И повод пристойный имеется: иностранец. - А Эфиопию сюда вообще не стоит замешивать. Там была война. Три сотни вооруженных до зубов тинов. Они уже перебили до этого всех мужчин в двух городах. А взрослые солдаты из подразделения моего отца не могли открыть огонь по пацанам. А я смог потому, что такой же пацан, как и те, с другой стороны. На войне добра нет. Есть только меньшее зло. Так вот, победа твоей стороны и есть то самое меньшее зло. Поставьте себя в ту ситуацию и подумайте, как бы поступили вы? У вас пулемет, с той стороны три сотни тинов с автоматами, эти тины уже постреляли всех мужиков в соседней деревне и, теперь, собираются сотворить то же самое в вашей, с вами в том числе. Открываете огонь, вы убийца детей, не открываете, вы мертвый труп и еще несколько десятков людей вместе с вами тоже трупы.
Жорка Киселев: Жорка вдруг понял, что у него идет кругОм голова. Все то, что сейчас он услышал было нереально. Он может спит? Спит и ему сниться кошмар. Под самый конец Славкиного объяснения (или оправдания) Жорка уже нифига не соображал и не мог собрать свои мысли в кучу. Славка..террористы...солдаты..Эфиопия...стрельба... Хреновина какая-то! Он растерянно посмотрел на ребят, стоящих рядом с ним. Потом, на взрослых. Сейчас Славку сошлют либо в изолятор,либо...куда его еще можно? В контрактники, наверное.
Арсений Разумов: Сенька тоже молча смотрел на Жабу, не понимая нафига их позвали. Если спросить, можно ли международном у террористу учиться в их школе, тогда пусть Жаба сначала , Сеньке, выпишет удостоверение Гаагского судьи. Как относиться к Славке, Арсений не знал. Не понял еще. Типа Славка герой - нафиг нафиг такое геройство. Убийца- да какой он террорист, обычный пацан.Вон, даже какой - то порки испугался. В общем фигня полная! Пусть взрослые сами разбираются.
Татка: Татка выслушала Дениса Викторовича, а потом и Славку. И стало ей страшно. Она вспомнила, как просила Славку убрать "бомбу", как говорила ему, что вдруг Владимир Николаевич погибнет или покалечится от взрыва, а тот над ней смеялся. "А ведь он и настоящую взрывчатку где-то подложил! А ведь я ему сказала тогда, что учителя может инфаркт хватить...А ведь потом мне и наподдал этот же учитель, за то, что я его прямо не предупредила..." - дальше, про прыжок из окна и про то, что последовало потом, уже страшно было вспоминать! "И все-таки, именно Славка меня втянул!" Мальчишки молчали. Татка понимала, что от них ждут ответа. И сказала: - Ой, мне страшно! - потом опять зажмурилась, чтобы не разреветься.
Денис Жабкин: Денис, который не ожидал услышать всего, что наговорил пацан, поежился от неловкости. Сам ходивший на боевом корабле в боевое дежурство, доктор не мог полностью представить, что вынес такой хрупкий на вид пацаненок, сидящий перед ним сейчас в одной футболке. Славку было жалко. - Таточка, - обнял доктор готовую расплакаться малышку, - сейчас уже не страшно. Это все прошло и, надеюсь, больше никогда не повториться. - Слава, - обратился Денис к пацану, - я знаю, что ты человек слова, обещание для тебя не пустой звук. Мы можем надеяться, что впредь ты не сделаешь ничего такого, что бы угрожало жизни и здоровью окружающих и тебе самому? Ты же учился в христианской школе, должен знать, какие традиции у христианских народов и как мы относимся к человеческой жизни?
Татка: Денис Жабкин пишет: - Таточка, - обнял доктор готовую расплакаться малышку, - сейчас уже не страшно. Это все прошло и, надеюсь, больше никогда не повториться. Татка на мгновение прижалась щекой к белому халату Денис Викторыча. - Ага. Я знаю. Да. Не повторится больше, - и даже не заплакала. "Уж не мне же плакать сейчас, все-таки!"
Евгений Павлович: Евген посмотрел на Дениса, который так успокаивающе приобнял Татку и утешал ее и в то же время продолжал разговаривать с Кочубем. - Кхым! - негромко кашлянул историк, пытаясь привлечь к себе внимание интерна. - Денис Викторович, раз Слава говорит что все понял и сделал правильные выводы, - Евген еще раз прошелся взглядом по Апрельцевой. - То может мы его отпустим? Как вы считаете?
Денис Жабкин: - За прошлые заслуги Кочубей наказание понес и выводы, я вижу, сделал правильные. Но отпускать, мое мнение, пока рановато. - ответил доктор учителю и повернулся к Кочубею. - Сегодня ты, Слава, совершил очень плохой поступок. Не достойный настоящего мужчины. Думая только о себе, ты пытался покончить с жизнью. Мы даже не будем вдаваться в морально-этическую сторону такого явления, как суицид. В христианской традиции это величайший грех. Не мне тебе об этом рассказывать. Давай рассмотрим более приземленную перспективу. Если бы твоя задумка удалась, не подыми тревогу учителя и не подоспей я вовремя, что бы было? Ты подумал? Ладно, фиг с тобою лично, похоронили бы как-то и, может быть, когда-нибудь забыли. А ты подумал, об окружающих? Например о том, что Евгеню Павловичу и Владимиру Николаевичу светил бы реальный срок в тюрьме? Юрию Геннадьевичу и мне, при самом лучшем исходе, пришлось бы менять професии? Вот ты, Слава, в будущем выбрал профессию офицера. Как ты думаешь, хороший ли из тебя будет офицер, если тебе лень просчитать всех последствий своих действий? Не только прямых, но и косвенных? Я считаю, что ты должен хорошо запомнить этот урок. Правильно будет, если его тебе преподнесет Евгений Павлович, которому бы досталось, по твоей милости, больше всех.
Кочубей: Славкино воображение тут же нарисовало пацану картину последствий. Владимир Николаевич и Евгений Павлович в полосатых робах каторжников с кирками в пустыне... Оборванные дир и док просят милостыню под забором на площади у церкви. Брр. Славка помотал головой, отганяя от себя наваждение. На глазах впервые выступили слезы. Нет, такой судьбы пацан не желал и злейшему врагу. - Я не подумал... - смущенно пролепетал пацан - Евгений Павлович, я виноват... Владимир Николаевич, извините... - и Славка растянулся на лавке, подставляя пятую точку под воспитательное мероприятие.
Евгений Павлович: Евген, вынося на обсуждение вопрос об освобождении Кочубея был почти уверен, что интер согласиться отпустить Славу. Но вышло все немного не так. Денис имел на этот счет свое мнение. Кочубей пишет: - Я не подумал... - смущенно пролепетал пацан - Евгений Павлович, я виноват... Владимир Николаевич, извините... - и Славка растянулся на лавке, подставляя пятую точку под воспитательное мероприятие. - Чтожжж! - раз ситуация складывалась сама собой историк принял ее такую, какая она и есть. Отойдя к вазе с розгами Евген нащупывал нужный прут недолго. Выбрал тот, который был ближе всего и вытащив из воды смахнул с него влагу. - Твои извинения принимаются, - подойдя к лавке историк примерился и стегнул Кочубя. Не злобствуя, но и не жалея его уже поротую задницу.
Кочубей: Славка стоически вынес очередной удар розги. Ни взвизгнул, ни вскрикнул. Хорошо, хотя бы считать не заставляли вслух.
Евгений Павлович: Кочубей продолжал геройствовать. Евген не собирался сейчас, когда уже Слава признал свою вину и извинился за свою глупость, зверствовать, как на него нашло желание недавно. Тем более, что Вовка - друг постарался выполнить свою "работу" на отлично. Размеренно взмахивая розгой историк, словно тикающий метроном "рисовал" на Слвином заду параллельные красноваты полоски, озвучивая вслух количество ударов: - Два... - Три.... ............. - Семь.... - Восемь.... - Девять.... - Десять....
Татка: Татка пишет: Татка на мгновение прижалась щекой к белому халату Денис Викторыча. - Ага. Я знаю. Да. Не повторится больше, - и даже не заплакала. "Уж не мне же плакать сейчас, все-таки!" Тут заговорили взрослые. А Денис Викторыч сказал такое, что Татке опять захотелось уткнуться куда-нибудь лицом или провалиться сквозь землю: Денис Жабкин пишет: Сегодня ты, Слава, совершил очень плохой поступок. Не достойный настоящего мужчины. Думая только о себе, ты пытался покончить с жизнью. Мы даже не будем вдаваться в морально-этическую сторону такого явления, как суицид. В христианской традиции это величайший грех. Не мне тебе об этом рассказывать. Давай рассмотрим более приземленную перспективу. Если бы твоя задумка удалась, не подыми тревогу учителя и не подоспей я вовремя, что бы было? Ты подумал? Ладно, фиг с тобою лично, похоронили бы как-то и, может быть, когда-нибудь забыли. А ты подумал, об окружающих? Например о том, что Евгеню Павловичу и Владимиру Николаевичу светил бы реальный срок в тюрьме? Юрию Геннадьевичу и мне, при самом лучшем исходе, пришлось бы менять професии? "Это все про меня! Это вот все и я попыталась устроить несколько дней назад! А он знает, что ли?" - Татка с опаской подняла глаза на интерна. Но тот продолжал увещевать только Славку, и больше ни на кого не смотрел. Девчонка перевела глаза на классного и Владимира Николаича. На неё никто не смотрел. Все-таки не знают, наверное! А бедного Славку опять стали пороть. Теперь уже за попытку суицида. Татка не смогла сдержать переполняющие её чувства, и, зажав уши, уткнулась Жорке в плечо. Было страшно, вдруг кто-нибудь вспомнит и про её попытку суицида, поэтому в голове стучало: "я уже чистая, я уже получила, меня уже наказали, я тоже все поняла, также как и Славка."
Кочубей: Славка молчал. Только приноровившись к ритму делал глубокие вдохи. "Два, три, четыре..."- монотонно звенел в ушах счет. На душе было пусто. Славка укорял только себя. Денис Викторович раскрыл ему глаза. Оказывается, что предписанный кшатрию суицид в момент позора не всегда правильный выход. Есть более важные вещи в жизни, чем личный комфорт. И получать наказания от некшатриев Владимира Николаевича и Евгения Павловича восе не позорно, когда они правы, а кшатрий Славка не прав.
Евгений Павлович: Евген остановился. Отбросил в сторону измочаленный прут и несколько секунд смотрел на лежавшего на лавке Славу. Было понятно. что мальчишка сейчас испытывает не самые приятные чувства,если не сказать хуже. Но держится достойно. Видимо, все же слова Дениса дошли до его сознания. А раз так, то и наказывать его уже вроде и ни к чему. Но с другой стороны - не привык Евген бросать начатое дело на половине пути. Дав мальчишке передышку историк отошел снова к вазе с прутьями и в этот раз выбору розги уделил немного больше минут, чем прежде. Но вот прут выбран. За это время Слава должен был немного отдохнуть и Евген, что, не тянуть с продолжением наказание, спросил: - Кочубей, готов? Продолжаем?
Кочубей: Передышка пошла Славке на пользу. Пацан смог отдышаться, расслабить мышцы. Но вот Евген вернулся: Евгений Павлович пишет: - Кочубей, готов? Продолжаем? - Готов. - пробубнил пацан, при этом даже не шелохнулся.
Евгений Павлович: Кочубей пишет: - Готов. - Раз готов... Евген и не ждал, что Кочубей ответит по-другому. А если б и ответил, то это ничего бы не изменило. Историк взмахнул прутом сначала в воздухе, а потом уже тот прут с треском опустился на Славкин зад. - Одиннадцать... - продолжал счет Евген, сосредоточив све внимание на фигурке, вытянувшейся на кушетке. - Это тебе - за попытку самоубийства... *Вжик* Двенадцать...*Вжик* ..Тринадцать...*Вжик* ...Четырнадцать...-не удержавшись, нарушил свое же молчание историк, продолжая прилежно помахивать прутом. - А это...*Вжик* ..Четырнадцать...*Вжик*...Пятнадцать....*Вжик*..Шестнадцать.... Для того...*Вжик* ..Семнадцать...Чтоб запомнил этот день...*Вжик* ..Семнадцать....*Вжик*...Восемнадцать...И помнил его...*Вжик*...Девятнадцать....Подольше! *Вжик* ..Двадцать.... Отсчитав еще полновесный десяток Евген снова остановился. По правилам без положительного решения педсовета учитель не мог выдавать провинившемуся больше 50 розог за одно наказание. Именно сейчас это количество Кочубей уже и получил. Евген вопросительно глянул на коллег (достаточно?), а затем бросил хмурый взгляд в угол, где по прежнему стояли другие ученики
Денис Жабкин: Денис очень внимательно наблюдал за проведением наказания. Кочубей держался хорошо. Доктор жестом показал Евгению Павловичу, что еще 10 можно, пацан перенесет нормально. Доктор рассудил, что лучше сейчас немного нарушить правила, чем выносить обсуждение этого вопроса на педсовет, где мальчишке снова будут говорить о том, что он уже и так понял и, того и гляди, припаяют еще 50, что будет совсем лишним.
Владимир Николаевич: Евгений Павлович пишет: Евген вопросительно глянул на коллег (достаточно?), а затем бросил хмурый взгляд в угол, где по прежнему стояли другие ученики Владимир пожал плечами. Черт знает что делать с этим нахаленком. По правилам конечно нельзя, но если доктор разрешает - то можно.
Кочубей: А Славка лежал и думал. Ему не давало покоя несоответствие условий реальной жизни религиозным требованиям. Причем, пацан отчетливо вспомнил свое христианское обучение в Лесото, разговоры друзей-мусульман и их родителей, индуистское учение и производные от него учения буддистов и джайн, увиденные в Индии. И в голове пацана зародилось первое в жизни сомнение относительно вообще всех религий с их правилами.
полная версия страницы