Форум » Спортивный интернат. » Мышки детям не игрушки » Ответить
Мышки детям не игрушки
Артём Нечаев: Неделя пролетела незаметно. Тренировки были чаще, чем он привык, но жаловаться не хотелось. Ему нравилось. На уроках обнаружилось, что его старые учителя не были столь требовательны и его знания порой зияли дырами не понятых ранее тем. Но пока новичка не сильно доставали проверками его познаний и он выплывал без двоек. Клеопатра скучала в новой клетке. Артём за подсобным сарайчиком на территории углядел неубранные пластиковые планки от прошлого ремонта, и состряпал из них подобие решетчатой коробки, связав рейки полосками, нарванными из своей старой футболки, благо тут свою одежду практически негде было носить. Серая скучала. Артём, практически всегда занятый, то учебой, то тренировками, успевал только кормить её и убирать в клетке. И только перед сном выдавались тихое время, когда он уделял ей внимание, жалел, извинялся и давал ей побегать по кровати под тщательным присмотром. И, когда стук в дверь очередным вечером оповестил, что сейчас их уединение будет нарушено, Клео умудрилась сбежать от хозяина под подушку. Искать её там, запутавшейся в наволочке, и выковыривать юркое животное грозило затянуться, простой выход вылетел быстрее - пацан немного прижал подушку ладонью. И, в надежде побыстрее выпроводить нежданного посетителя не совсем вежливо крикнул: - Да! Чего?
Владимир Николаевич: Заценив получившуюся роспись, решил два прута больше не брать. Одним и работать более ювелирно можно и стукнуть там, где двумя не ударишь. А боли ну не сколь не меньше. Некоторые коллеги даже считают, что одним прутом бить больнее чем пучком. Хотя этого мнения Владимир Николаевич не разделял, глядя на то, как иной раз, пацаны, под тремя прутами кренделя задом выписывают. Да и роспись остается такая!!! Хоть на выставку достижений...Неделю, точно следы не проходят. Хотя.. не проверял. Прутик выбрал потолще, погибче. Проверил его, махнул силой несколько раз. Ух, хорош! Как резиновый! Видимо долго мок, просаливался. Ждал своего часа. Владимир Николаевич вернулся к кушетке. Мальчишка взмок, было очевидно что порка давалась ему не легко. Заревленная, сопливая мордаша отображала столько чувств... боли, отчаяния, раскаяния, чего- то еще что не могла не вызывать сочувствия. Но Артемка был не сломлен... Его шипение- матюкание это подтверждало. И... И Владимир Николаевич дрогнул... Пожалел... Готовый уже простить, отступить, отпустить. - Ну что, Артем, больно? - Убирай руки... - Будешь еще учителя обманывать?
Артём Нечаев: Математик замешкался что-то за спиной, давая тем самым Тёмке время подышать ровнее и тоскливо оценить полученный задом урон. И ещё более тоскливо вспомнить, сколько всего ещё впереди. И тут он услышал рассекаемый новым прутом воздух. Звук был не таким как до этого. Другой. Ниже, гуще, посвистовал как то будто бы даже жужжа… Обострившиеся чувства выделяли мельчайшие нюансы. Артём метнул взгляд на препода, выясняя что изменилось. Воинственно размахивающий свежей розгой математик вызвал новый приступ ужаса. Мальчишке даже поплохело. Он, с еле слышным стоном, отвернулся, уткнулся головой в кушетку и с силой потёр об неё мокрый лоб, восстанавливая ясность в сознании. Глотнул пересохшим горлом, возвращая бунтующие внутренности на место. Вроде помогло. Владимир Николаевич пишет: - Ну что, Артем, больно? - Убирай руки... «Нет, бл@, приятно!» совершенно не рискнул ответить что думает, буркнул неопределенное, лишь бы не молчать и, задерживая дыхание, потянул руки к лицу и краю кушетки. - Будешь еще учителя обманывать? А вот это без ответа оставлять нельзя. Себе дороже. Хотя тут, как ни крути, себе дороже. Ответишь правду – живой не встанешь точно, солжёшь – обречешь себя на будущие жутко болезненные внушения - припомнит же этот, не забудет… Потому что обманывать Тёмка будет, он в этом и не сомневается, реально оценивает себя. Хоть сколько нибудь, да по жизни придется наверняка обмануть упертого учителя. - Нет, – очень уверенно так ответил, даже голос не дрогнул. Что бы препод обязательно поверил.
Владимир Николаевич: Артём Нечаев пишет: - Нет, – очень уверенно так ответил, даже голос не дрогнул. Что бы препод обязательно поверил. От ведь паразит... Врет и глазом не моргнет. Воет и врет. И понимает что обманывает, а делает... И ведь не уличишь сейчас, а потом.. а потом поздно будет, опять пороть придется... - Точно не будешь,- махнув еще раз прутом в воздухе уточнил математик. - Или опять врешь? - опять пустил в ход розгу учитель, выдав парочку горячих. - Не обманывай!* ВЖИК* , Не обманывай! * ВЖИК* - Какая бы правда не была... На сей раз он приложился от души. Выбирая места еще не тронутые прутом. Пару раз, не найдя куда ударить, прошелся по бедрам, наверняка причиняя еще большую боль. "Дольше помнить будет,"- уговаривал себя Угольников, убеждая что порет пацана для его же блага. "Этакая сыворотка правды, еще никому не навредила!"
Артём Нечаев: Пацан замер в ожидании, даже боль немного отошла на второй план… Поверит учитель? Примет ответ? Оттает?... Переспросил зачем-то… Прогудело над напряженным задом, обдав легкой волной воздуха, заставив вздрогнуть всем существом… иии… Ну зачем опять вопрос?!! Да нет уже сил врать! Вообще уже ни на что нет сил... Вдарило! Куда там предыдущим стежкам!... Дыхания нет… И ещё один удар, ни чуть не слабее! Взвыл протяжно в полный голос, выгнувшись на дурацкой кушетке. Не умеет Тёмка врать… зря старался… не тот тон взял… не те слова выбрал… не тому учителю втёр… Когда пришлось по бедрам, взвизгнул не своим голосом, от какой-то уже совсем запредельной боли, умылся слезами… А со вторым ударом, упавшим рядом, чтото выщелкнуло в мозгу... в душе… немыслимым финтом слетел с кушетки и осознал себя присевшим на полу, воющим, уткнувшемся лбом в ладони, упирающимися в край лежака… Гудело все тело, налитое болью до краев. Затрясло в рыданиях.
Владимир Николаевич: Ох тыж ёпт... Видел же что мальчишка на грани! Должен был понять что переборщил!Пора остановиться! Но рука уже шла по своей траектории и розга упала еще раз, уже за болевой гранью мальчишки. Владимир Николаевич со злостью швырнул проклятую розгу в мусорную корзину. Глядя на пацана, сваливающегося с лавки, он даже не предпринял попытки притормозить его, а напротив, отступил на шаг, давая гибкому стану парня приземлится на пол. Скорчившееся, бьющееся в рыданиях тело рождало порыв поднять мальчишку и прижав его к груди - пожалеть. Как маленького. Но он должен был оставаться педагогом и не позволять себе пускаться в сопливые муси- пуси. Однако нервы сдали. Оказывается педагоги тоже люди и никакие человеческие чувства им не чужды. И они склонны сочувствовать, переживать, страдать наконец. Мысли, которые возникли о сыворотки правды и были направлены на то, чтобы заглушить собственное чувство неправильности всей ситуации и вселить уверенность, что так нужно, что это для самого мальчишки. А вот гляди ж ты! Не помогло! Никакие самовнушения не помогали.И Владимир отчетливо понимал что перегнул палку. Причем даже не в физическом плане... Выдал то всего ничего. Чуть больше трех десятков.А морально убил в мальчишке веру в себя, назначив, неподъемное для него, количество ударов. Или все таки физически??? Владимир Николаевич съехал на пол и сел рядом с Артемом,подогнув ноги, боясь даже прикоснуться к рыдающему мальчику. Так сидел некоторое время, давая возможность пацану прореветься и успокоится. - Тём... - Ну что ты...- тихонько толкнул он мальчишку плечом. Правильные слова все куда то подевались. Да и не знал он, просто не умел жалеть. Не представлял что надо говорить в таких случаях. - Прекращай давай,- положил руку на вздрагивающее плечо. Слова про мужество , которые он обычно говорил, так сейчас были не уместны и скорее бы звучали упреком. - Ну что ты, ей богу, как первый раз... И тут, до Владимира Николаевича, вдруг дошло!!! А что если не как..., а что если реально в первый раз! А мальчишка, по привычке, его обманул!Ну ведь терпят местные пацаны эти несчастные сорок ударов и пятьдесят терпят. И не двумя прутиками, а тремя... Сам ведь так лупил, не раз. - В первый раз это у тебя было? Ну в смысле порка...
Артём Нечаев: И все таки, это был шок. Весь сегодняшний день. Столько переживаний, опасений, объяснений и вынужденной лжи… и последующая череда боли, такой новой и сильной… И учительский принцип, прессом гнущий, подчиняющий… Он старался. Он заставлял себя. И он не удержал себя… И не понял, как это вышло. Слабак… Отчаяние, выливающееся рыданием, перешло в злость, на себя, на всё вокруг… В круговерти топчущихся мыслей и эмоций почувствовал, что что-то изменилось, когда услышал рядом шорох. А когда понял, что это математик с ним, на полу - сжался пружиной и замолчал сразу, только тело несдержимо потряхивало… Владимир Николаевич пишет: - Тём... - Ну что ты...- тихонько толкнул он мальчишку плечом. Жалость! Так четко подчеркивающая его слабость, подтверждающая её! УАртёма сжались кулаки. Тряхонуло уже от ярости. «Только не трогай меня! Вот только тронь ещё раз, позволь себе унизительную ласку! И я…» дальше сознание совсем затопило, укладывая, разрешая себе непозволительное - ударить взрослого. Владимир Николаевич пишет: - Прекращай давай,- положил руку на вздрагивающее плечо. Вскинулся волчонком, вцепился в мужскую руку и глянул в лицо, сдержав себя, потому что - Ну что ты, ей богу, как первый раз... Тёмку перекосило. - В первый раз это у тебя было? Ну в смысле порка... Мокрого, как мышь, пацана бросило в жар. Но глаз не отвел… Выпустил руку... Смотрел в лицо учителя. И держал зубами дергающуюся нижнюю губу. И молчал. Не мог он ответить, ни да ни нет. Не соврать в лицо, а правду и подавно невозможно - давая добро на унизительную жалость сейчас. Если и надо было отвечать на этот вопрос правдой, то сразу, тогда, когда не было ещё всего этого… боли, слабости и рыданий. И тут мальчишка увидел в глазах преподавателя что то ещё, помимо простого сочувствия… то, что заставило отпустить распухшую губу и разгладило напряженное лицо. - Я.. сам виноват, - голос сиплый, но уже спокойный. Потом мальчишка, чуть качнувшись, поднялся. Взныли, подзабывшиеся в переживаниях души, рубцы. - И… четырнадцать, Владимир Николаевич. Затем, опять глянув на мужчину, предложил – попросил: - Можно, потом продолжим? Или… - глотнул, не давая голосу пропасть, - с начала... Но потом… завтра… Я сам приду… - хотел добавить «обещаю», но запнулся… похоже это слово больше не будет с такой легкостью слетать с его языка, - Я приду, – просто повторил ещё раз. Принципы учителя были ему понятны. И приняты. Но сейчас он не чувствовал в себе сил более менее достойно терпеть ещё боли. Очень не хотелось опять отдавать свои реакции на откуп безмозглым рефлексам. И допускать, чтобы привязали. Мальчишка обнял себя руками, мокрая рубашка липла к телу, стало холодно. Все так же прямо глядя на математика, он ждал ответа.
Владимир Николаевич: Артем пишет: - Я.. сам виноват, - голос сиплый, но уже спокойный. Значит первый... Владимир Николаевич лишь чуть заметно качнул головой. Все сразу встало на свои места. И сверхчувствительная реакция на порку мальчика,и та куча эмоций, с которой он воспринимал каждый удар. Но он то... Проработавший не один год в интернате... Как он мог этого не заметить? Почему поверил на слово мальчишке? Мда.. получается вообще никому верить нельзя?? Мальчишка поднялся, а Владимир так и остался сидеть на полу, скрестив отверженную руку помощи на груди. - И… четырнадцать, Владимир Николаевич. Затем, опять глянув на мужчину, предложил – попросил: - Можно, потом продолжим? Или… - глотнул, не давая голосу пропасть, - с начала... Но потом… завтра… Я сам приду… - хотел добавить «обещаю», но запнулся… похоже это слово больше не будет с такой легкостью слетать с его языка, - Я приду, – просто повторил ещё раз. Владимир Николаевич еще некоторое время молчал, ругая и себя и мальчишку, за его дурацкое вранье. Обдумывая взвешивая каждое свое слово. Только не было слов этих, чтобы не унизить не обидеть и в то же время сказать все самое необходимое, правильное, доброе, что должен, обязан дать учитель своему ученику. Но сквозь эту тучу недоверия и непонимания , нависшую над учителем и учеником, Владимир Николаевич вдруг заметил лучик. Не надломил он Артема, не запугал, не успел... Сейчас перед ним стоял, конечно, уже другой ребенок, но со стержнем внутри. Гордый и смелый, даже отчаянный, как все мальчишки в его возрасте. И педагог, если бы мог радоваться в такой ситуации, то несомненно был бы рад, что вовремя остановился. А те несколько ударов, что не додал... да бог с ними. Разве в них дело? Разве дело в принципиальности или в его авторитете как педагога, а может в имидже строгого учителя? Да нет конечно. Он всего лишь учитель, тот кто учит ребенка жить. И уж никак не ломает его Я, и не калечит душу. - Тридцать два, Тём, - выдохнул наконец он и опять замолчал, глядя на мальчишку.
Артём Нечаев: Владимир Николаевич пишет: - Тридцать два, Тём, Артём глупо похлопал глазами, туго пытаясь сообразить, посчитать. И не смог вспомнить точно. Все перемешалось в опустевающем уже от сильных эмоций мозгу. Сидящий на полу у кушетки математик смотрел прямо и задумчиво. И не был страшным и угрожающим. Мальчишка переступил на месте, поморщившись. - Тогда… восемь осталось? – спросил с долей надежды, готовый, в общем то, услышать опять о сорока.
Владимир Николаевич: Артём Нечаев пишет: - Тогда… восемь осталось? – спросил с долей надежды, готовый, в общем то, услышать опять о сорока. - Нет Артем,не восемь... Гораздо больше,- вынырнув из своих мыслей ответил математик. Он конечно не имел в виду те несчастные шлепки, которые еще не отвесил мальчишке. Он имел в виду другое, то что так и не дал парню. А именно тот разговор, который между ними должен был состояться. Т о доброе и светлое что так и не получил от него Артемка. - Но сегодня тебе действительно лучше уйти... Владимир Николаевич поднялся с пола и отправился к столу, включать компьютер. Предстояло еще сделать запись о произведенном наказании.
Артём Нечаев: Владимир Николаевич пишет: - Нет Артем,не восемь... Гораздо больше «Значит, всё-таки сорок… или… ещё больше?!» пацан опустил голову. Мокрые вихры упали, скрыв сухие уже глаза. Владимир Николаевич пишет: - Но сегодня тебе действительно лучше уйти... Тёмка подошел, как то аккуратно ступая, к стулу со своей одеждой, скинутой туда так, по ощущениям, давно, где то там, в прошлой жизни… - А когда придти? – тихо спросил, проследив глазами за учителем, направившимся к столу. Всё таки уточнить необходимо… как бы не хотелось это слышать.
Владимир Николаевич: Артём Нечаев пишет: - А когда придти? – тихо спросил, проследив глазами за учителем, направившимся к столу. Всё таки уточнить необходимо… как бы не хотелось это слышать. - А?? Владимир Николаевич оторвался от своего компа. - Ну приходи после уроков, ко мне в кабинет. Хорошо?
Артём Нечаев: В кабинет?! У морально усталого Тёмки отказала понималка. Махнув мысленно рукой, «ну в кабинет так в кабинет», угукнув утвердительно учителю, начал натягивать то, что сбросил перед тем как… Ох, ох… болит все. Выгнул голову назад, глянуть чё там – чуть опять не взвыл, себя жалеючи то… Ещё обувь надевать… Вот нафик он её под стул пихнул?! Сморщился досадливо. Потом хмыкнул и сдвинул стул дальше, вскрывая валяющуюся на полу обувку. Даж наклоняться не стал. Всунул как пришлось, притопнул чуть, держатся и ладно. Заправил влажную рубашку в штаны… Ну, красавец наверн, блин! Печально ухмыльнулся. Добрел до двери и встал. - Владимир Николаевич, выпустите? – эдак даже бодренько спросил, уточнил.
Владимир Николаевич: Сделав банальную, сухую запись, в бесчувственный ящик, Владимир Николаевич опять погрузился в свои размышления. Ох и не просто далась ему сегодняшняя порка. Хотя простых и не бывает... Сейчас он чувствовал себя опустошенным. А самое противное, что не было чувства выполненного долга, хорошо сделанной работы, что ли. И этот самый брак, в его работе, сейчас мучительно больно натягивал штаны. Все же чувство что надо что - то сказать мальчишке, оправдаться что ли, никак не покидало математика... Артём Нечаев пишет: - Владимир Николаевич, выпустите? – эдак даже бодренько спросил, уточнил. Сгреб со стола связку ключей открыл дверь. Сделал было слабую попытку заговорить, но тут же остановил себя. Не сегодня... - Тем!!!!.... Потом махнул, иди типа, напоследок выдав дежурную фразу. - Надеюсь мы тут дооолго еще не встретимся. Да, Артем?
Артём Нечаев: Почь, прочь из этой комнаты! Тёмка нетерпеливо переминался у двери. На своё имя, неожиданно прозвучавшее с каким –то непонятным чувством, с тем, что мальчишка не хотел сознавать сейчас и видеть, хотя и зацепил частью души. Той частью, что отозвалась, когда он признавал свою вину… Вскинул вопросительно взгляд на учителя. Показалось… Владимир Николаевич пишет: - Надеюсь мы тут дооолго еще не встретимся. Да, Артем? Пацана передернуло малость. - Ага… а я то как надеюсь! – нашел силы улыбнуться мальчишка. И, уже выходя за дверь, кое-что вспомнил. Такое далекое воспоминание, зарубочка на памяти, на совести… Обернулся: - Спасибо, Владимир Николаевич. За Клеопатру. - И… извините, что мне врать вам пришлось, - совсем уж неожиданно от себя добавилось. Развернулся и, со всей возможной в данном состоянии, скоростью потопал подальше.
Владимир Николаевич: Артём Нечаев пишет: - Ага… а я то как надеюсь! – нашел силы улыбнуться мальчишка. Владимир Николаевич лишь хмыкнул. Надеется он... Ладно хоть не соврал. Ох мальчишки мальчишки... Наверняка каждый раз клянутся себе, что больше ни разу сюда не попадут, что это был самый самый последний. Но лишь заживут задницы, как там, именно там, заводится шило, которое не дает им сидеть на месте, не ища, на эту самую задницу приключений. И повезло тем, у кого есть кому вовремя их остановить, хлопнуть по попе, вернуть на землю грешную.А то, бывает, далеко пацанов шалости заводят, даже в места не столь отдаленные. Или не повезло?Владимир снова встретился глазами с Артемом. Ух, надо было предложить умыться. Сейчас весь интернат оповестит, откуда он идет. - Спасибо, Владимир Николаевич. За Клеопатру. - И… извините, что мне врать вам пришлось, - совсем уж неожиданно от себя добавилось. Развернулся и, со всей возможной в данном состоянии, скоростью потопал подальше. Вот как... А мальчишка то не совсем опухший, не всю совесть по растерял. - Иди к своей Клеопатре. Скоро обед уже закончится, не успеешь повидаться. - И не ври больше. Себе же дороже. - Уговор? Владимир Николаевич прикрыл за мальчишкой дверь и остался в цугундере совсем один. Зачем он тут остался он и сам не знал, наверно надо было привести свои мысли в порядок. Прошелся по комнате, заложив руки за спину. На глаза попалась та самая розга, длинная, толстая, совсем не обтрепавшаяся, торчащая из корзины. Вынул. Зачем достал и сам не знает. Взмахнул ей. Прут со свистом рассек воздух. Поёжился. Бррр. Мерзко. Еще взмахнул и нисколько не жалея себя любимого ударил себя по ноге. Писец... Хоть бы чуть чуть притормозил... Дикая боль пронзила ногу. Прут улетел непонятно куда, а учитель ухватился за только что ужаленное место и стал растирать. И как можно сорок таких ударов вытерпеть? Сурово. Он бы не вытерпел точно... Кое как уняв боль и больше не в силах тут находится, математик ушел. Впереди еще уроки , шалости ребят, дежурство. Надо быть на высоте. А о том, что произошло он подумает позже. и обязательно поговорит с Артемом. Хотя, кажется, он и так все понял...
полная версия страницы