Форум » Семейный ансамбль » Отдых после гастролей » Ответить
Отдых после гастролей
Роман Максимович: После гастрольной поездки в Голландию и Роману Максимовичу, и Кате требовался отдых - слишком уж насыщенной была поездка, к тому же в жизни Кати это было первое турне. И вот семьи Смирновых и Максименко, посовещавшись, решили отправиться на турбазу, что на лесном озере, в пятнадцати километрах от города...
Роман Максимович: Малютка Олюшка пишет: - Кто это кто? - запищала Олюшка всхлипывая и прижимаясь к папе - я боюсь я не буду не хочу сюда ходить больше — Я не знаю, Олюня, кто это, — ответил Роман Максимович, крепче прижимая дочку к себе и целуя её, — но кто бы это ни был, я тебя ему не отдам. Ну не плачь, посмотри: я здесь, дядя Серёжа здесь — чего тебе бояться? Роман Максимович успокаивал дочку, ласкал, целовал, даже находил в себе силы улыбаться — но и ему было страшновато. Никогда он не слышал ничего подобного! Что это могло быть за существо?! Катя Максименко пишет: - Мы не будем, ни за что не будем - громко сказала Катюшка за всех детей, от ужаса повертев головой. На самом деле даже если б ей и разрешили, она ни за какие коврижки на свете не решилась бы пойти сюда, да ещё одна; так что папино предостережение на сей раз было излишним. Ирка и Стасик тихо подвывали, облепив с двух сторон Анну, которой сразу стало не до флирта с чужим мужиком. - Это не филин, мы слышали филина - канючил Стасик - это леший злится, Мне холоднооооо... - Руки тёплые, господи, уж не заболел ли - испугалась женщина, но напрасно - холодно ребенку было не от простуды, а от страха. - Пойдем домоооой в теремок - заныла Ира. — Конечно, пойдём, — ответил Роман. И они пошли к базе, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. А вслед им неслось: — Уох-ха-ха-ха-ха!.. Вот и база. И дикари-неандертальцы. Но Роман Максимович был рад видеть даже их. По крайней мере, это человекоподобные существа, а не тот... не то существо (про себя Роман Максимович назвал его "лесным смехачом"). Дикари начали перешёптываться, но Роману и остальным было плевать. Катя Максименко пишет: - Надо на самом деле уложить всех спать - хором произнесли обе матери Анна и Вита - устали котята, выспятся успокоятся, забудут. - И Катя совсем расклеилась - вздохнула Анна - вот и погуляли. - И корзинку забыли там, Олюшка потом плакать будет, что за день несчастный - заскулила Вита - а Кате и Оле ещё петь. — Корзинку я чуть позже заберу, — ответил Роман. - Вот уложим девчонок, и схожу. — Рома, не вздумай! — почти крикнула Виталина. — Я быстро, — ответил Роман. — Сейчас день, а я чувствую, что при солнце то... существо не очень активно. А человеческое стадо продолжало перешёптываться и строить догадки. Катя Максименко пишет: - Может Васька на них напал? - шопотом спросил курсант у суворовца. - Игорь, ты дурак? - удивился тот - один урод на целую компанию что ли? Даже если Васька полный дебил и решился б на это, то Катя бы не испугалась его: с ней и папа и дядя, она может не бояться, а вот если скажем Ленка или Нинка то да, у тех заступы-защиты нет. - Так все они дерьмократы наши вечно думают не о том о ком надо. - зло вздохнул педагог. Как ни был напуган Роман Максимович, но злость в нём снова взяла верх. — Не унижали бы вы парня публично — не пришлось бы сейчас бояться, что он нападёт на кого-нибудь! — процедил он. — Эх вы, а ещё учитель называетесь! Да я бы вас к детям и на километр не подпустил! Ха, тоже мне педагог. Может, вы не педагог, а тоже "педо", но с другим окончанием? Они вошли в коттедж, поднялись наверх, в Катину комнату. Роман Максимович уложил Олюшку на кровать, раздел её до трусиков и сказал: — Ложись тоже, Катенька. А я с вами посижу. Он придвинул стул, сел рядом с кроватью и стал гладить по волосам и дочку, и племянницу. — Не бойтесь, кисаньки мои, — шептал он, — с нами ничего и никого не бойтесь. Мы никому вас не отдадим.
Катя Максименко: Роман Максимович пишет: — Не унижали бы вы парня публично — не пришлось бы сейчас бояться, что он нападёт на кого-нибудь! — процедил он. — Эх вы, а ещё учитель называетесь! Да я бы вас к детям и на километр не подпустил! Ха, тоже мне педагог. Может, вы не педагог, а тоже "педо", но с другим окончанием? - Я заслуженный учитель Российской Федерации, я оттрубил в Советской, а потом и Российской школе ровно 50 лет - вскипел как чайник, достигший кипения на огне педагог - что за неприличные намеки вы себе позволяете? - Да не о чем тут разговаривать. Ну смешно же, можно подумать, что Ваську этого просто так выпороли, ни за что. Вот скучно нам стало и выпороли - вмешался хирург - можно подумать, вот делать мне нечего больше в свой заслуженный отпуск. У меня между прочим своя семья и дети и родители в Москве и друзья по всему свету. - А не за то ли пороли, уважаемые, что он УЖЕ и мать свою терроризировал и деньги вымогал и отнимал у кого только мог. А мог у слабых и беззащитных. И только у них. У меня то лично он бы ничегошеньки не отнял и отнять бы не смог, руки коротки. - зло произнес хирург. Роман Максимович пишет: — Ложись тоже, Катенька. А я с вами посижу. Он придвинул стул, сел рядом с кроватью и стал гладить по волосам и дочку, и племянницу. — Не бойтесь, кисаньки мои, — шептал он, — с нами ничего и никого не бойтесь. Мы никому вас не отдадим. Анна же быстро простилась с новыми знакомыми и с трудом дотащила, точнее дотянула плачущих и насмерть перепуганных ребят до теремка и уложила их в одну кровать, укрыла одеялом и принялась читать молитвы, отгоняющие нечистую силу, повторяя: - Сглазили их что ли? Ведь совсем не робкие, они ни темноты не боятся, ни собак, ни грома, а тут. - Может осиновый кол вбить около теремка? Осина добрая, она поможет, не пустит в мир зла; на самом деле не похоже ни на филина, ни на ещё кого-то. - А можеи упырь какой или убивец мертвый бродит так он и кровь может высосать, если не вбить в его могилу осиновый кол с наговором нужным... Всхлипывающие же и плачущие Олюшка и Катя, не выпуская из своих маленьких рук руку Романа, всё же уснули, перед этим повторяя: - Папа, не уходи, папа, не иди в лес, дядя закрой дверь на ключ, а то ОНО придет ещё сюда и утааащит наааас. После того как дети уснули, раздался громкий стук в дверь. Директор, с пакетом в руках, ждал с нетерпением когда ему уже откроют. Он слышал голоса в доме, детский плач, стоны и понял что его обитатели, по крайней мере часть из них, в тереме, а потому стал стучать громче. - Глухие что ли? У музыкантов слух должен быть хорошим. [А что если кого-то порют, несмотря на все громкие лозунги - посетила гениальная мыслЯ голову директора - мы когда устраиваем жаркую пареху Кольке, всегда дверь закрываем. Ну ничего ничего, я и подождать могу, не такой уж гордый.]
Роман Максимович: Катя Максименко пишет: - Я заслуженный учитель Российской Федерации, я оттрубил в Советской, а потом и Российской школе ровно 50 лет - вскипел как чайник, достигший кипения на огне педагог - что за неприличные намеки вы себе позволяете? — Одно другому не мешает, — рассмеялась Виталина. В прошлом году скандал был — тоже с заслуженным учителем. Семьдесят пять лет старику, давно на пенсию пора — а он всё в школе работал. "Люблю, — говорит, — детишек". И как выяснилось — действительно любит. Особенно девочек-первоклассниц. Вот и вы — у вас же чуть слюни не потекли, когда этот маньяк заставил мальчика раздеться! Что я — слепая, по-вашему? Педагог хотел что-то сказать, но от возмущения не мог издать ни звука. Катя Максименко пишет: - А не за то ли пороли, уважаемые, что он УЖЕ и мать свою терроризировал и деньги вымогал и отнимал у кого только мог. А мог у слабых и беззащитных. И только у них. У меня то лично он бы ничегошеньки не отнял и отнять бы не смог, руки коротки. - зло произнес хирург. — А не за то ли он матери мстил, НЕуважаемый, что она его от папашиного тиранства не защищала? — в тон хирургу ответил Сергей Геннадьевич. Да и вы — чем от него отличаетесь, если на то пошло? Унизить, опустить того, кто заведомо младше и слабее вас — это любой дурак сможет. А вот со мной — слабо схватиться? — Серёжка, не смей! — крикнула Вита. — Как ты не понимаешь — они только этого и ждут! Всё должно быть в рамках закона! — Да нет, Вита, не собираюсь я об это... об этот навоз руки пачкать, — улыбнулся Сергей. — Это я к тому, что у него духу не хватит со взрослым мужиком схлестнуться. Кишка тонка... и руки коротки. И не надо мне тут выставляться, точно вы трудовой подвиг совершили. Вы просто кайф ловили, это же сразу заметно. И вообще — за ради какого буя вы сделали из этого шоу? Заперлись бы вы с пацаном в любом пустующем коттедже, или увели подальше в лес... — При слове "лес" Сергей едва заметно поморщился, вспомнив страшные, ни на что не похожие звуки. Этот мясник, которому пошёл бы не докторский халат, а скорее чёрная эсэсовская форма, точно бы в штаны наклал. — Всё было бы шито-крыто! Вот уж действительно: умом Россию не понять — она с умом несовместима. — В общем, я вам гарантирую крупные неприятности, — подытожила Виталина, — и никакой оборотень в погонах вам не поможет. Пойдём, Серёжа, в дом, посмотрим, как там девочки. Катя Максименко пишет: Всхлипывающие же и плачущие Олюшка и Катя, не выпуская из своих маленьких рук руку Романа, всё же уснули, перед этим повторяя: - Папа, не уходи, папа, не иди в лес, дядя закрой дверь на ключ, а то ОНО придет ещё сюда и утааащит наааас. — Да что вы, малышки мои милые, разве ж я позволю, чтобы вас чудовище утащило? — отвечал Роман Максимович, целуя по очереди то дочку, то племянницу. — Я знаю хорошее заклинание, которое отпугивает любых, даже самых страшных чудовищ. И он начал декламировать нараспев, импровизируя на ходу: Чудовища, уходите отсюда! Вам нечего делать здесь! Уходите, чудовища, из-под кровати моих девочек — Вы не сможете там спрятаться! Уходите, чудовища, из шкафа моих девочек — Он слишком мал для вас! Уходите, чудовища, от окна моих девочек — Вам не за что там зацепиться! Уходите, вампиры, и оборотни, и страшный лесной смехач — Вам нечего делать здесь! Никто из вас не должен трогать моих маленьких девочек! Вам нечего делать здесь! Романа Максимовича не зря считали талантливым человеком — заклинание, хоть и придуманное буквально сходу, совершенно сырое и требующее редактуры, подействовало — девочки вскоре уснули. — Ромка — ты просто волшебник! — восхищённо прошептала Вита, которая, оказывается, всё это время тихо стояла в дверях. — Да я тут ни при чём, — ответил Роман. — Просто порою нерациональное можно победить только нерациональным. Ну, это вроде как поп водой брызгает и ладаном дымит — а разным психам кажется, что из них черти выходят. — А что это было-то? — спросила Вита. — Понятия не имею, — ответил Роман. — Есть многое на свете, друг Горацио, чего не курят наши мудрецы... Тут в дверь коттеджа кто-то настойчиво постучал. Видимо, стучали уже давно, но до сознания Виты, Романа и Сергея звук дошёл только сейчас. Взрослые спустились вниз, и Роман открыл дверь. На пороге стоял директор базы. — Иван Трофимович, — улыбнулась Виталина, — здравствуйте! Что вас привело к нам? Только потише — девочки только что уснули. — Тогда, может, побеседуем на веранде? — предложил директор. Роману этот тип сразу не понравился. Лощёный, гладкий, глаза бегают. Взгляд выдавал скрытую гнилятинку. Директор, в свою очередь, рассматривал Романа и Сергея. Нет, не похоже, что они только что пороли детей. Зато выглядят явно напуганными. Что, интересно, их напугало? Они сели за столик на веранде. Директор кашлянул и начал: — Я хотел бы сделать вам, так сказать, маленький презент. Вот, для вашей девочки. — И он протянул им свёрток. Виталина развернула его, повертела сарафанчик в руках, отметила и высококачественную ткань, и вышивку — но вернула сарафанчик директору: — Большое спасибо, дорогой Иван Трофимович, но принять от вас подарок мы не можем. Если нам будет нужно, мы всё купим сами. Директор стушевался, но тут же снова овладел собой: — Просто утром вы водили вашу малышку в столовую... эээ... как бы это сказать... вот я и подумал... — ...что мы нищеброды и не в состоянии купить своему ребёнку одежду, — закончил за него Роман Максимович. Раздражение, копившееся в нём с утра, наконец прорвалось. — Знаете, Иван Трофимович, если бы вы не были директором, я попросил бы вас убраться прочь! Потому что круче унизить нас вы не могли. Запомните, мы подаяний не принимаем! — Но почему вы тогда не одели ребёнка? — Потому что в тот момент ей было комфортнее находиться без одежды. — Роман Максимович посмотрел на директора в упор. — Ещё вопросы есть? — Есть. — Директор тоже начал возмущаться. Надо же, каков наглец! — Вы что-нибудь слушали о нравственности? Роман Максимович, отбросив свой имидж серьёзного человека, расхохотался в голос: — Иван Трофимович, вам ли говорить о нравственности! После того, что тут устроил ваш доктор Менгеле и компания? Какая нравственность, о чём вы, ей-богу?! — Кстати, пока ваш доктор народ не взбаламутил, на Олюшку никто и внимания не обращал, — добавил Сергей Геннадьевич. — А вы что-то имеете против воспитания? — поразился директор. — Вы, будучи родителями... — Вы называете это "воспитанием", — перебила Виталина, — а Уголовный кодекс почему-то называет это иначе. Там подобные деяния именуются "истязанием" и "побоями". И то, и другое относится к категории особо тяжких преступлений. — Но... Виталина остановила Ивана Трофимовича властным, не допускающим возражений взмахом руки: — Я юрист и знаю, о чём говорю. К тому же несовершеннолетний Василий Громов был похищен из собственного дома и привезён сюда насильно. Это ещё две статьи — "похищение человека" и "незаконное лишение свободы". А если учесть, что эти деяния были совершены в отношении заведомо несовершеннолетнего, да ещё группой лиц, да ещё и по предварительному сговору... всё вместе тянет на очень серьёзный срок. — Я знаю, о чём вы сейчас думаете, — сказал Роман Максимович, не давая директору вставить хоть слово. — Вы думаете: "Ничего у них не выйдет. Общественность целиком на нашей стороне, к тому же племянник нашего доброго доктора Менгеле... пардон, Григория Петровича служит в полиции в чине майора. Мальчишку мы запугаем — и он на всех допросах будет твердить, что никто его пальцем не тронул, а просто эти сволочи — продавшиеся западу Смирновы и бандеровец Максименко — наговаривают на хороших людей" Так? Иван Трофимович смутился: — Ну, может, не в таких грубых выражениях... — Но в общем и целом я угадал, так? Что ж, согласен, какой-то резон в этом есть. Но мы зафиксировали всё на видео. Вы представляете, какой это будет для журналистов лакомый кусок? "Престижная база отдыха оказалась школой семейного насилия под прикрытием полиции" — как вам заголовок? Я имею опыт работы в рекламе — и знаю, как это делается. Даже если вас не посадят — базу прикроют к чёртовой матери! Директор помрачнел. Да уж, положеньице! И ведь, что самое обидное, эти правозащитники не желают ничего слушать! Однако же он попробовал зайти с другого конца: — Ну хорошо, Роман, вы все полагаете себя цивилизованными людьми. А вам известно, что цивилизованные люди итдут на компромисс? Давайте так: я вам возмещу стоимость путёвки и предоставлю вам все услуги базы бесплатно, а... — ...а тем временем пойдёте к племяннику доктора и напишите заявление о том, что я потребовал с вас плату за молчание. То бишь — о шантаже. — Роман торжествующе улыбнулся. — Ещё раз попал? Директор, который думал именно об этом, мысленно чертыхнулся: "Вот ведь дьявол очкастый, неужели он мысли читает?!" Вслух же он сказал, старательно изображая обиду: — Вообще-то я вам предлагал от чистого сердца. Но раз вы мне не доверяете — я охотно выслушаю ваше предложение. — Ну, во-первых, вы забираете свою подачку и больше нас по этому поводу не беспокоите, — Виталина брезгливо отодвинула от себя сарафанчик. — А во-вторых, вы ежедневно в течении всего нашего пребывания здесь предоставляете нам актовый зал... — Для концертных выступлений? — Директор просиял, считая, что легко отделался. — С радостью! — Нет, — ответила Вита. — Для проведения лекций на тему "Международная Конвенция ООН по правам ребёнка и её нарушения в России". Директор снова помрачнел: — Вы понимаете, что вы подрываете устои? — Любезнейший Иван Трофимович, — заговорил Роман тем терпеливо-снисходительным тоном с оттенком брезгливости, каким обычно говорят с умственно отсталыми детьми, — ну конечно же, мы подрываем устои. А что делать? Кто-то же должен их подрывать. И раз ни у кого не хватает на это смелости, то пусть это будем мы. — Если же вы нам откажете, — продолжала Виталина, — наше видео будет опубликовано. Вы не сможете нам отказать. Поскольку вы предоставили зал садистам, вы должны предоставить его и нам. — Вы хоть понимаете, что загнали меня в ловушку?! — вскричал директор. — Разумеется, Иван Трофимович, мы загнали вас в ловушку, — тем же тоном ласковой брезгливости сказал Роман Максимович. — Мы просто вынуждены были это сделать, иначе в ловушке оказались мы. А за аренду зала мы вам заплатим, дабы исключить обвинения в шантаже, — добавил он. На лице директора боролись противоречивые чувства. С одной стороны, нельзя предоставлять им зал, просто нельзя! Иначе воспитывать детей будет невозможно от слова совсем. А с другой стороны — нести сор из избы тоже не хотелось. Да и деньги не помешают... Наконец Иван Трофимович махнул рукой: — Согласен.
Катя Максименко: Сон малютки Олюшки и Кати в одном тереме и Ирки со Стасиком в другом, был не очень спокойным, дети ворочались во сне, вздыхали, груди их судорожно поднимались, но вопреки опасению Анны, что нервное расстройство на почве испуга придется долго лечить, и неизвесно ещё поможет ли лечение, проснулись они успокоенными и расслабленными. - Мама, ты помнишь что Олюшка дает концерт на лужайке - вспомнил Стасик, вскакивая с кровати - пойдем скорее собираться, а то опоздаем. - Мам, а можно мне сделать банты желтые, огромные как на утренник? - зачирикала Ирка - на концерт нужно банты [Ну слава тебе, Господи, радость-то какая - обрадованно принялась креститься Анна Ивановна - здоровые дети, проспались и позабыли все ужасы и страхи. Ну в лес то мы точно больше не пойдем, мало ли что там такое, во всяком случае пока не выяснится, что или кто это вообще было] - Птенчики, мои дорогие - целуя, обнимая и крестя детишек, сказала Анна - да рано ещё идти на концерт. И петь будет не только Олюшка, но и Катя и дядя Рома и дядя Серёжа. А Оля ваша небось спит ещё без задних ног, отдыхает, сил набирается: а мы пока душ примем, оденемся, причешемся, сделаем банты тебе какие Ирочка хочет и пойдем. Только сначала в столовую, полдник поедим, будем манная запеканка и пышки. Вы ж это любите, правда? Ирка вытащила из шкафа своё парадное, желтое платье с синим воротничком, а Стасик матроску. - Ну, мои котики - засмеялась мама - давайте уж что-то попроще. Это мы в зал оденем, будет же и в зале что-то интересное, а на концерт будет на лужайке, там скамеек нет. Вы ж умные дети, понимаете что сядете на травку и всё это станет зеленым, не отстираешь потом. На самом деле отстирать конечно при желании можно, но Анне совсем не хотелось возиться на отдыхе с ручной стиркой, глажкой, утюгом и отпариванием детских вещиц, а доходы женщины не позволяли швыряться деньгами и так легко покупать новые, нарядные одежды. Она и без того в кредит влезла, чтобы саму себя и деток отдохнуть сюда привезти. Да и к тому же дети близнецы, растут, не сглазить бы, не по дням, а по часам; к осени и зиме у них нет ничего! Надо будет покупать и куртки и сапожки и платья и костюмы и пижамки и и и... В это же время проснулись и Олюшка с Катей, проспавшие мало приятный разговор взрослых с директором, и даже не подозревая о его визите, который ушел, забрав с собой сарафан, решив что отвезёт его на днях своей внучке Насте. (ну не пропадать же добру) - Папочка - громко позвала малютка - мы проснулись, мы не опаздываем? Мы же петь должны. Страхи в лесу Катя уже почти забыла, но упоминание о концерте кольнуло девчонку. Папа, дядя и тётя Вита так разругались со всеми обитателями базы, так восстановили всех против себя, что наверное никто, кроме разве что Анны Ивановны да лодочника, которого ещё утром позвали специально и не придет слушать их песни! И было б из-за кого? Этого мерзавца, отморозка! ------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Директор шел пешком в столовую; после того как он пообщался с этими правозащитниками, он чувствовал себя усталым и голодным, как собака. Возле столовой толпился возбужденный, радосто галдящий, по большей части босоногий народ. - Иван Трофимович, слышали новость? - остановил доктор директора. - Какую? Поймали Ваську? - спросил тот. - Ваську, к сожалению, нет. - развёл руками педагог - но кое-кого другого, да! Крупную рыбу! - Только что звонил племянник, поймали на горячем тех криминальных людишек - Киву с сыновьями. Точнее так: накрыли тёпленькими; они решили на своем баркасе из страны утечь, они уже двигались к Ажунской косе. И вот как было - выкуп взяли с одной богатой семьи громадный, за то что сына малолетнего похитили. Сына инвалидом сделали, искалечили, немой он стал, но вернули живым и замешкались только, чтоб должок с Васьки стрясти. Родители к сожалению из-за страха перед бандитами и того что некоторые личности дискредитируют наши доблестные органы, не обратились вовремя куда следует, а как дураки передали деньги - торжественно принялся повествовать доктор. - Вот только задержать удалось только Киву. Сыновья его погибли при погоне, убегая от нашей полиции, один бросился вплавь и окончил жизнь в зубах аллигатора, как Фома неверующий, а другой отстреливался боевыми патронами и получил пулю в лоб. А Кива в полиции, пока ещё молчит гад, пользуются своим правом на молчание и адвоката своего потребовал. Рядом плакала мать Васьки. - Да, а пока что повезло этому Ваське - задумчиво произнёс хирург - получается, что он этим тварям больше ничего не должен и они не сумеют его за хрип взять? - Но мой мальчик об этом не знает. - плакала мать - надо его скорее найти и успокоить... - Найдем! Успокоим! - уверили люди - Ремнем! Розгами! Крапивой! - Не боись, мамаша, найдем положись на нас - приосанившись, произнес курсант - если мой батяня сумел таких китов как Кива выловить, так уж эта рыбешка точно из наших сетей не уйдет! - А санкция прокурора на арест? - спросил Иван Трофимович - Оформим, задним числом получим. Что же из-за этих бумажек давать по земле всяким мразям ходить? - влез в разговор суворовец - Вот только жаль, что от рук этого застрелянного нелюдя тяжело ранен один из полицейских, не знаю выживет ли; мой друг звонил, сказал что положение критическое - покачал головой хирург. Стало грустно, суворовец тихонько запел: Ах, утону я в Западной Двине, Или погибну как-нибудь иначе,- Страна не пожалеет обо мне, Но обо мне товарищи заплачут. Они меня на кладбище снесут, Простят долги и старые обиды. Я отменяю воинский салют, Не надо мне гражданской панихиды Я никогда не ездил на слоне, И не решал важнейшие задачи, Страна не зарыдает обо мне, Но обо мне товарищи заплачут.
Роман Максимович: Катя Максименко пишет: В это же время проснулись и Олюшка с Катей, проспавшие мало приятный разговор взрослых с директором, и даже не подозревая о его визите, который ушел, забрав с собой сарафан, решив что отвезёт его на днях своей внучке Насте. (ну не пропадать же добру) - Папочка - громко позвала малютка - мы проснулись, мы не опаздываем? Мы же петь должны. — Сейчас, доча, — ответил Роман Максимович. — Витуля, оденешь её? Виталина кивнула и пошла наверх. — А кто этот у нас тут проснулся? — спросила она. — Кто это тут горит желанием выступить перед дикарями? Давай-ка каое-нибудь платьюшко оденем — не выступать же голышом? Виталина раскрыла одну из сумок и достала голубое платьице с блёстками, белую маечку и белые колготки. — А вот трусики можно снять, — продолжала Вита, — чтобы они тебе в попу не врезались и чтобы не две резинки было, а одна. Я, когда маленькая была, тоже часто одевала колготки без трусиков. Она быстро одела дочку и принялась сооружать на её голове сложную причёску из множества тонких косичек. Роман с Сергеем в это время сидели на веранде и обсуждали репертуар. — Мои социальные песни играть, наверно, не будем, — говорил Роман Максимович. — Лучше, как в старые времена: моя лиричность против твоего бунта. — Ну, может, хоть "Рады колорады" споёшь? — Ага, — кивнул Роман Максимович. — И колорады нас всех разорвут — они же терпеть не могут правды. Вот поедем за бугор — тогда пожалуйста. Там и "Рады колорады" можно спеть", и "Лысый фюрер"... — Ты прав, пожалуй, — согласился Сергей. — Блин, что за страна — нельзя даже спеть, что хочешь! Ладно, давай диктуй. — И с этими словами он достал блокнот. В это время появился лодочник Валерий. — Роман Максимыч, — начал он, подходя к ним, затем перешёл на шёпот, — Роман Максимыч, я этого Васю, ну, которого сегодня мучили, спрятал. Он сейчас у меня, в одном из сараев сидит. Как вы концерт начнёте, я его на другую дорогу выведу, пусть до города добирается, а там и до Москвы. Денег ему дал... — Парень, ты молодец! — воскликнул Сергей Геннадьевич. — Сколько мы тебе должны? — Обижаете, Сергей Геннадьич! — возмутился Валерий. — Я ж просто пацану помочь хотел... — Ну, тогда спасибо, — улыбнулся Роман Максимович, — ты наш человек. Сейчас вот мы девиц-певиц наших в порядок приведём — и начнём где-то через полчаса. Иди скажи Васе пока, чтоб готовился.
Александр Николаевич: Таня Рябинина пишет: - Да мне нас@@@@ на этих соседей, пусть говорят что хотят - всхлипывая, простонала Таня - пусть своим делами занимаются. Я его люблюююю... у меня уже настоящая любовь...мне не надо другой... - Тоже мне, Джульетта малолетняя! Нельзя с@@@@ на других людей, иначе они сами на тебя нас@@@! Ты в обществе живешь! Щелк, щелк, щелк... Ремень методически обрабатывал напрягшиеся ягодички и дергающиеся бедра, покрывая их розовыми полосами, быстро сливающимися в едино красное пятно. Таня Рябинина пишет: - Уууу ыыыы - простонала Танюшка в свои покрывшиеся потом ладошки - боооольно... - Не надо было бл-ть! Сладко было? Вот и надо уравновесить, а то от этой сладости у тебя внутри все слипнется! Сейчас мы тебе эти места остудим от любовной страсти! С этими словами он, прицелившись, стегнул со стороны спины девочки, стараясь попасть прямо в щель между ягодицами. - Лежи тут и не вставай, я сейчас приду! Бросив ремень на другую кровать, отец вышел на улицу к тому месту, где он приметил заросли крапивы. Воровато оглянувшись, он обмотал руку носовым платком и сорвал несколько стеблей, после чего вернулся в домик.
Малютка Олюшка: Роман Максимович пишет: — А кто этот у нас тут проснулся? — спросила она. — Кто это тут горит желанием выступить перед дикарями? Давай-ка каое-нибудь платьюшко оденем — не выступать же голышом? — А вот трусики можно снять, — продолжала Вита, — чтобы они тебе в попу не врезались и чтобы не две резинки было, а одна. Я, когда маленькая была, тоже часто одевала колготки без трусиков. - Это я, это я проснулась, папочка - радостно заговорила малютка - я петь буду, я много чего петь буду, я очень много песен знаю, мы в садике всё время поем! Конечно же Олюшка знала, что на концертах никто не выступает голышом, девочка не раз бывала на настоящих концертах, в том числе и тех, на которых выступали дети и ни разу не видела певца-голыша, а потому и не стала возражать. Но то, что мама предложила ей одеть колготки на голую попу, очень обрадовало девчурку, уж очень мешали ей резинки на животе, да и вообще в попу всё это врезается, пусть уж поменьше. Мама быстро и красиво одела доченьку и малышка была безмерно счастлива! - Мамочка, ты королева причёсок! - заявила Олюшка, с нетерпением ожидая, когда мама закончит колдовать красоту на её голове и она сможет вдоволь провертеться около зеркала. Девочки, они ж всегда такие девочки...
Таня Рябинина: Александр Николаевич пишет: - Тоже мне, Джульетта малолетняя! Нельзя с@@@@ на других людей, иначе они сами на тебя нас@@@! Ты в обществе живешь! - Никто на меня с@@@, пусть каждый своими делааааами занимаааается, ууууу ыыыыы боооольно - верещала под ремнем Танюшка, сжимая болящую попу и вдавливая свою заплаканную моську в сложенные, потные ладошки. А ремень всё продолжал и продолжал полосовать нежную попку подростка, расписывая её под хохлому и с каждым ударом боль ощущалась всё сильнее и сильнее, а жидкость обильно текла из носа и из глаз, увлажняя кровать на коей покоилось мокрое от пота тело Тани. Таня уже не беспокоилась о том, чтоб никто её не слышал, она лежала и рыдала в голос. Удар между половинками был особенно жгучим и болезненным, вырвав из горла девочки истошный вопль и Таня уже не сдерживаясь, громко и самозабвенно орала: - Ааааа хваааатит не наааадо я больше не бууууууду, никогда не буууууудуууу - даже уже не очень понимая, что она не будет. Ну просто, как бы ещё с детства сложился ритуал повторять как мантру эти слова, хотя ни разу вроде бы не помогло. Правда, никто и не мог услышать её вопли; домик-теремок, в котором поселилась Таня, являлся замыкающим среди теремков; Роман со всем семейством гуляли по лесу, а народ почти в полном составе, находился на лужайке около столовой, обсуждая животрепещущие события и прогуливаясь босиком по травке. Но юная писательница-то этого не знала! Александр Николаевич пишет: - Лежи тут и не вставай, я сейчас приду! Предостережение папы о ,том чтобы она не вставала было излишним; куда она пойдет с такой рожей и задницей? По базе что ли бродить, чтобы все увидели, что её, знаменитую писательницу и взрослую барышню, секут как малое дитя? Да и сил нет. - Я лежуууу я туууут - пропищала Таня, а руки потянулись к попке, коя всегда отвечает за все её косяки. Конечно, Таня знала, что это совсем не конец; и что папа придет именно чтобы продолжать наказание; не было еще не было такого, чтоб папа окончил наказание так рано. И хоть девчонка считала, что это отнюдь не рано и что получила она более чем достаточно, она, по своему довольно многочисленному и печальному опыту, знала, что для папы это увы, ох как рано! Но передышка небольшая и нужная: потереть свою напоротую попу, почесать её, пожалеть. Подвывая и хлюпая мокрым носом, Таня и занималась этими нехитрыми делишками.
Золотой Лисик: На Золотого Лисика была возложена более чем ответственная миссия — охрана восточной границы Сказочного Леса. Всё недоброе приходит с востока — это известно каждому здешнему жителю. "Давным-давно, — рассказывал старый Леший, — когда верили люди Древним, истинным Богам — жили мы с людьми в мире и дружбе. Селились мы тогда, где хотели, и никто никому не мешал. Но пришла с востока чума страшная: не тело людское она разъедала, а разум и душу губила. Разбили люди статуи Истинных Богов, сожгли, в реки побросали. А нас стали называть нечистью да всячески преследовать". Говоря "нас", Старый Леший имел в виду и себя, и других — домовых, гномов, Водяного, Кикимору, русалок, хоббитов... Самого Лисика тогда, разумеется, на свете не было. Однако он любил Старого Лешего и с великим интересом слушал его рассказы о старых временах. ...Текли столетия. Люди всё больше заселяли Землю. А чума, что губит разум и душу, распространялась вместе с ними. Но вместе с тем оставались на Земле и хранители Древнего Знания. И однажды догадались они, как свернуть пространство в некий... свёрток не свёрток, а кокон. Вроде бы и есть это место, а вроде бы и нет. Внутри кокона такое же необъятное пространство, такой же необъятный мир, как Земля. А снаружи — будто бы ничего и нет: мимо пройдёшь — и не заметишь. Одна беда — стали со временем истончаться границы кокона, точно невидимый червяк яблоко подточил. И бывает, либо житель кокона к людям попадёт (и, конечно же, погибнет), либо человека сюда затянет. От этого тоже радости мало — и человеку, и тем существам, которых люди привыкли называть сказочными. Вот и приходится кому-то охранять границы. А именно — те места, где проходы открываются. Одно из таких мест досталось Золотому Лисику. А было это место у небольшого озерца, которое с давних пор люди называли Чёрным. Вот и сегодня целая компания людей чуть не попала. Две женщины, двое мужчин да четверо детей: одна девочка постарше, две — маленькие, да мальчик, их ровесник. Хотел было Лисик их спугнуть силой своего духа, хотя и тяжело это было для него. Люди, конечно, пугались и забывали сюда дорогу — зато сам Золотой Лисик потом трое суток не мог встать, так его это выматывало. Да по счастью, это и не понадобилось: Старый Леший расхохотался вовремя. Недавно Лисик наведался в людской мир и утянул оттуда яркую книжку с весёлыми рассказами. Вот и развеселился старик. Но люди-то как на пугались! Золотому Лисику даже обидно стало: точно им на пути стая упырей повстречалось! Леший, он только голосом страшен да ещё видом — а так-то старик добрый... Золотой Лисик понюхал воздух. Нет, всё спокойно. Никто сюда больше не рвётся — во всяком случае, пока. И вдруг он увидел маленькую корзинку, забытую одной из маленьких девочек. Да ещё где забытую: на самом проходе! Не по одну сторону, не по другую, а точнёхонько посередине! Лисик покрутил хвостом и тяфкнул от досады. Если кто-то забывал вещь хотя бы просто у прохода, то уж непременно вернётся. За ней ли, просто ли так — но вернётся. Примета верная...
Роман Максимович: Увидев дочку, Роман Максимович порадовался. Молодец Вита, выбрала для малышки идеальный концертный наряд. И причёску замечательную сделала. — Какая же ты красивая, Олечка моя! — Он наклонился и поцеловал дочку. — И красавица, и умница, и талантливая — словом, самая-самая! И, не боясь помять нарядное платьице, он подхватил дочку на руки и стал подбрасывать. "Как всё-таки хорошо, что дети быстро забывают всё плохое! — думал Роман Максимович. — Вот у меня до сих пор в ушах стоит этот нечеловеческий... дьявольский какой-то хохот. Потусторонний. А Олюшка уже забыла"... Поставив дочку на пол, Роман Максимович взглянул на часы. Как раз время покурить — и можно собираться. — Так, Олюня, сейчас папа пойдёт покурит, — сказал он, — а потом мы берём гитары и выходим. Беги к дяде Серёже и скажи ему, чтобы он зачехлял гитару. А ты, Катюня, тоже переодевайся.
Александр Николаевич: Таня Рябинина пишет: - Я лежуууу я туууут - Послушная девочка. Тебе бы еще немного скромности, вообще цены бы не было! В мое время девочки в твоем возрасте о таком и помыслить не могли! Стыд то какой! Ноги немного раздвинь, я тебя буду лечить от недостатка стыда народными методами - лекарственными растениями. Чтобы у тебя в памяти закрепилось, что бывает, когда это самое делаешь. Заодно и от радикулита вылечишься, если он у тебя есть. И отец стал слегка стегать пучком крапивы, как будто парил дочку в бане. При этом он старался стараясь класть импровизированный банный веник на внутреннюю сторону ляжек и между половинками попы, не забывая и о самих ягодицах, и о пояснице, раз он уж сказал про радикулит.
Таня Рябинина: Передышка продлилась недолго. Не успела Танюшка малость прореветься, почесать и пожалеть свою порядком измахраченную попу, как папа вернулся и Танюшка услышала: Александр Николаевич пишет: - Послушная девочка. Тебе бы еще немного скромности, вообще цены бы не было! В мое время девочки в твоем возрасте о таком и помыслить не могли! Стыд то какой! Ноги немного раздвинь, я тебя буду лечить от недостатка стыда народными методами - лекарственными растениями. Чтобы у тебя в памяти закрепилось, что бывает, когда это самое делаешь. Заодно и от радикулита вылечишься, если он у тебя есть. - Нет у меня радикулита - шмыгая носом, простонала Таня - не надо мне никаких лекарственных растений. Танюшка, конечно, не поняла о каких именно растениях говорит папа и как именно он будет её лечить, но то что речь явно не идёт о чём-то приятном было явно. Пришлось подчиниться и раздвинуть ножки и уже спустя несколько секунд стало ясно, что за лекарственное растение имел ввиду папа; попу и особенно самые нежные и потаённые места между половинками обожгло болью, Таня почувствовала себя так, словно её сварили в кипятке и каждый новый удар усиливал её невыносимую боль, не помня уже что не хочет, чтобы кто-нибудь узнал о том, что здесь происходит, самозабвенно орала вовсю, орошая свою кровать соплями и слезами во всю силу своих юных легких: - Айяйяйяйяйяйяйяйяйя айяйяйяйяйяй бооооольно хваааатииииит я хоооооорошаяяяяя Пятки терлись одна об другую, ладошки вспотели, вцепляясь то в волосы, то в матрас, все тело крутилось ходуном, но крапива исправно выполняла свою работу, превращая напоротые места в один сплошной волдырь.
Малютка Олюшка: Похвалы папы подняли ребёнка на седьмое небо. То что напугало её в лесу девчурка уже забыла, все эти странные звуки совершенно изгладились из её памяти; это был всего лишь страшный сон, который уже целиком ушёл из её памяти. Роман Максимович пишет: — Какая же ты красивая, Олечка моя! — Он наклонился и поцеловал дочку. — И красавица, и умница, и талантливая — словом, самая-самая! - А ты самый-самый-самый лучший папа, самый умный, самый красивый и самый сильный - обнимая папу своими маленькими ручками и заглядывая в глаза полные любви и тепла, шептала девчурка. Роман Максимович пишет: — Так, Олюня, сейчас папа пойдёт покурит, — сказал он, — а потом мы берём гитары и выходим. Беги к дяде Серёже и скажи ему, чтобы он зачехлял гитару. А ты, Катюня, тоже переодевайся. - Я бегу-бегу-бегу - радостно верещала нарядная и более чем довольная и собой и всем на свете Олюшка и не откладывая дело в долгий ящик, вбежала на веранду, где сидел дядя Серёжа и громко провозгласила: - Папа сказал, чтобы ты собирался на концерт, мы же петь должны все! И не удержавшись, спросила: - А правда, я самая нарядная? Это моя мама сделала мне такую красивую прическу, вот!
Катя Максименко: В отличии от более чем счастливой и веселой малютки Олюшки, которая даже не сомневалась в том, что у них всё хорошо; Катя была полна опасений относительно концерта. Чтобы ни говорили папа и дядя о том, что приход или не приход этих дикарей на их концерт не имеет значения. Катюша так не считала, как и не считала обитателей базы дикарями, ведь она полностью разделяла их точку зрения. А потому боясь, что петь придется камням, деревьям и птичкам, девчурка решила не одевать нарядное платье, а ограничилась белыми джинсами чуть ниже колен и жёлтенькой в белую полосочку туникой. Прическу Катя тоже не стала сооружать, а заплела себе 2 толстые косички и нацепив на себя простые, серые сандалии, вздохнула, мечтая чтоб хоть немножко народу прибыло на их импровизированный концерт. Ну распевкой всё равно с малюткой надо заняться решила Катюшка и принялась ждать Олюшку, коя не спешила появиться ей навстречу, а бегала по всему дому, любуясь собой в каждом зеркале.
Сергей Геннадьевич: Малютка Олюшка пишет: - Папа сказал, чтобы ты собирался на концерт, мы же петь должны все! - Я помню, Олюня-красуня, - ответил Сергей Геннадьевич, вставая и гася окурок в перельнице. - Какую классную причёску тебе мама сделала! Когда-то давно, когда твои мама, папа и я играли в одной группе, именно твоя мама нас гримировала перед концертами и укладывала нам волосы. У твоего папы тоже длинные волосы были, как и у меня. - Сергей наклонился и поцеловал племяшку. - Ну, а теперь беги к Кате, сделай с ней хоть маленькую распевку. Олюшка убежала, а Сергей прошёл в свою комнату, зачехлил гитару и достал блокнот, куда записал список песен. В основном петь будет Вита, конечно - и его песни, и Ромкины. Совсем как в старые времена. Они с Романом приносили песни, Виталина их исполняла. Так... "Вольному воля", "Листья", "Шторм", "Идёшь по городу один", "Кладбище домашних любимцев"... Сергей улыбнулся. Это была чуть ли не единственная песня, которую они с Ромкой написали в соавторстве, под впечатлением романа Стивена Кинга. Все остальные песни они писали по отдельности. С этим всё понятно. Дальше поёт Катя - "Уроки рок-н-ролла", "Кувшинки" (это настоящий мегахит, заодно и Таня послушает, если придёт) и "У вишневому саду". А потом Оля - несколько детских песенок. Как-нибудь надо бы написать вещицу специально для её исполнения. "А как вернёмся домой, - думал Сергей Геннадьевич, - сразу же начнём репетировать на нормальном звуке. Много времени это не займёт - неделю, от силы две, Катюшка всё на лету схватывает. И пусть в турне едет. Как у неё глазки-то заблестели, когда Ромка про Заандам сказал! Ничего, пусть к своему милому едет, первая любовь - штука такая. А если эта самая любовь продолжение получит, если не исчезнет со временем - ещё лучше. Глядишь, пацан этот Катю к себе заберёт, и станет доча моя гражданкой цивилизованного государства"... От этой мысли Сергей чуть не рассмеялся. Дочке ещё двенадцати нет, а он её уже сватает! Впрочем, всё в этом мире бывает. Сергей Геннадьевич убрал блокнот в карман, взял гитару и спустился вниз.
Александр Николаевич: Таня Рябинина пишет: Нет у меня радикулита - Это пока нет! А вот будешь с мальчиками ... гимнастическими упражнениями заниматься, а потом детей на себе таскать - обязательно заработаешь. Мальчики знаешь какие тяжелые бывают? Так что уж лучше полечим тебя заранее, для профилактики. И заодно обеззараживание кое где сделаем. Конечно, дочка его уже не слышала. Задирая голову как бы в призыве о помощи к небесам, она отчаянно визжала и дрыгала своими уже хорошо развитыми ногами, сбивая в ком покрывало не очень чистыми подошвами и угрожая зашибить мучителя, который, впрочем, старался держаться на безопасной дистанции, благо длины ремня хватало. При этом иногда даже мелькало согрешившее место, по справедливости как раз и заслуживающее строгого наказания. Но когда отец перешел к крапиве, девушка в отчаянной попытке защитить особо чувствительные места плотно сжала ноги, и уже порядком воспаленные ягодицы, напрягшись, выступили вверх двумя крутыми холмиками с ямочками по бокам. - Что же ты делаешь? Сказано тебе было: раздвинь. В конце концов воспитателю пришлось самому отодвинуть одну ногу и придерживать ее. Но Таня все равно вырвалась и сжала ноги обратно, при этом пучок крапивы некстати оказался зажат между половинок попы, отчего дочка дико заорала и попыталась перевернуться набок. - Куда это ты собралась? Вернув дочь в прежнее положение, отец, придеоживая рукой ниже коленок, напоследок постегал ее по лодыжкам и подошвам ног. - Это чтобы отучилась по мальчикам бегать! Ну все, хватит с тебя, наверное... Эх, не знаю, что с тобой делать! Вроде наказывать поздно. Большая уже, должна голову на плечах иметь. Но вот нет ее! Нагнувшись, папа повернул к себе двумя пальцами лицо дочери, все покрасневшее, залитое слезами и соплями, скорченное в невинной и трогательной жалобной гримаске. До того оно напоминало детское личико Танюши, много лет назад лежавшей так же на кровати или диване (правда обычно без подушек под животом), что отец невольно улыбнулся. - Ну вот! Ты прямо как и раньше, моя маленькая обезьянка! Ребенок ты еще! Рано тебе по мальчикам бегать и своих ребят заводить! Радуйся детству, пока оно еще не кончилось, а взрослой жизнью еще успеешь пожить! Все, вставай и умойся. Душевая тут на улице, я уже заметил. Так что возьми чайник и умойся из него на крыльце. И платье, наверное, нужно накинуть, а то тебя могут увидеть.
Таня Рябинина: Александр Николаевич пишет: - Это пока нет! А вот будешь с мальчиками ... гимнастическими упражнениями заниматься, а потом детей на себе таскать - обязательно заработаешь. Мальчики знаешь какие тяжелые бывают? Так что уж лучше полечим тебя заранее, для профилактики. И заодно обеззараживание кое где сделаем. - Я же уже сказала, что не собираюсь покааааа детииишек рожаааать - простонала Таня, сжимая свои многострадальные половинки, которые чуяли что перерыв кратковременный и не ошиблись! Крапива нахлёстывала нежное тело и хоть удары были не такими уж сильными, но боль от них была гораздо сильнее, чем от ремня. Кроме того, в те секунды, когда ремень не касался попы девчонки, можно было перевести дыхание, а ужаленное крапивой место продолжало гореть словно в огне, зудеть, чесаться и эти более чем неприятные ощущения всё росли и росли, даже если крапива уже там не орудовала. Ну а уж когда папа принялся обрабатывать крапивой там, где кожа особенно нежная, тонкая и чувствительная, а тем паче слизистые оболочки, Таня выла от боли как раненый зверь и так ,что могда бы разбудить мертвеца. Она уже совершенно забыла и про стыд и про то что не хочет, чтобы кто-нибудь слышал её. Попа, ноги и спина ходили ходуном, лопатки всё время сжимались, образовывая подобие домика, а из носа рта и глаз выходило столько жидкости, что казалось бы этого хватило полить всю зелень на базе! Но всему на свете приходит конец. Вдоволь настегав тело Тани и оставив девчонку с сильнейшим зудом, папа убрал уже порядком измахраченную крапиву, напоследок намучив её ножки так, что вопли Тани разносились далеко-далеко и только по странной и счастливой случайности никто не слышал их, так как почти все обитатели базы, за редчайшим исключением, находились возле столовой с нетерпением ожидая поимки Васьки. Александр Николаевич пишет: - Это чтобы отучилась по мальчикам бегать! Ну все, хватит с тебя, наверное... Эх, не знаю, что с тобой делать! Вроде наказывать поздно. Большая уже, должна голову на плечах иметь. Но вот нет ее! - Нетууууу - всхлипывая, промолвила Таня на полном серьезе. И вправду, если бы была у неё голова на плечах разве не научилась бы она за столько лет избегать контакта своей попы с ремнем, розгами или крапивой? - А наказывать пооооздноооо я уже боооольшая... протиииивная крапивааааа... Александр Николаевич пишет: - Ну вот! Ты прямо как и раньше, моя маленькая обезьянка! Ребенок ты еще! Рано тебе по мальчикам бегать и своих ребят заводить! Радуйся детству, пока оно еще не кончилось, а взрослой жизнью еще успеешь пожить! Все, вставай и умойся. Душевая тут на улице, я уже заметил. Так что возьми чайник и умойся из него на крыльце. И платье, наверное, нужно накинуть, а то тебя могут увидеть. - Я умммоюсь - пролепетала Таня, с трудом натягивая на себя довольно длинный, дабы скрыть все следы произошедшего сарафан и не заморачиваясь трусами; сегодня и завтра вполне можно обойтись без них. Долго провозилась Таня, отсуживая, освежая и врачуя свою пылающие от ремня попу, а от крапивы не только её; обливала себя прохладной водой, замочив весь сарафан, но наконец почувствовав себя немного получше, хотя и продолжала усиленно чесаться, вернулась умытая, освеженная и успокоенная в малюсенький, заполненный вещами домик. Вдруг взгляд девочки упал на пищащий, мобильный телефон на тумбочке. Непрочитанные сообщения! Наверное от Славки! Дрожащими руками Таня взяла телефон в свою потную ладошку и с трепетом открыла присланные ей сообщения. Одно из них со множеством сердечек, смайликов и цветочков, рассказов о своем волшебном отдыхе и вопросов как отдыхается ей, было на самом деле от Славки, другое было простой рекламой, а третье было подписано "Виталина" и гласило: - Тань, приходи через полчаса на лужайку возле столовой, на концерт, со своим папой. Мы все - и я и моя дочка и Катюша и наши мужчины будем петь. Очень ждем вас обеих! Сначала Таня от боли и переживаний не могла вспомнить, кто такая Виталина, но перечитав вслух несколько раз сообщение, до неё как до жирафа наконец доперло кто же эта такая и чего хочет. - Пап, пойдем на концерт, пожалуйста - скорчив жалобную моську сказала Таня - там Катя будет тоже петь...
Малютка Олюшка: Сергей Геннадьевич пишет: - Я помню, Олюня-красуня, - ответил Сергей Геннадьевич, вставая и гася окурок в перельнице. - Какую классную причёску тебе мама сделала! Когда-то давно, когда твои мама, папа и я играли в одной группе, именно твоя мама нас гримировала перед концертами и укладывала нам волосы. У твоего папы тоже длинные волосы были, как и у меня. - Сергей наклонился и поцеловал племяшку. - Ну, а теперь беги к Кате, сделай с ней хоть маленькую распевку. - Уже бегу, дядя Серёжа - пищала довольная и счастливая малышка - папа сказал, чтоб ты гитару расчехлял, а мы с Катей будем распеваться. - А мама моя да, всё умеет и венки плетёт и поет и варит вкусные вещи - гордо сказала Олюшка, перечисляя всё достоинства своей мамочки. - Кать, давай распеваться - прокричала малютка, ещё не успев вбежать в комнату, где сидела Катя - и давай на террасу и маму позовём, хорошо? Пусть и она с нами распевается. - А я уже придумала, что буду петь: "Голубой вагон", "У друзей нет выходных", "С песней весело шагать" и "Закаляйся", правда здорово? - болтала Олюшка, не дожидаясь от Кати ответа и утягивая её на веранду. Но Катя была заранее на все согласна и не возражала как впрочем и не проявляла энтузиазма. Настроение у неё было паршивое, как в ненастную осень; чувство, что никто или почти никто не придет, а значит особо не для кого стараться не покидало девочку и ей было всё равно, что там споёт или не споёт Олюшка. Ну раз ей весело, то и пусть. Виталина же отправила смс с приглашением на лужайку всем, кого считала достойными и прогрессивными людьми, а таковых набралось не слишком много: лодочник, Анна Ивановна, Таня с папой, да спасатель. Она как раз отправила смс Танюшке, как услышала с веранды звонкий голосок своей дочурки: - Мааааама идёёёём пееееть распееевка!
Роман Максимович: Роман с Сергеем достали гитары, укрепили на грифах электронные тюнеры и стали настраиваться. Сергей уже справился с настройкой, а у Романа, по закону подлости, всё время "плыла" третья основная струна и шестая дублирующая. - Не хочет твоя гитара играть для этой публики, - усмехнулся Сергей. - Похоже на то, - кивнул Роман. - Сеньор Мартинес, когда эту гитару для меня делал, рассчитывал, что она будет играть для нормальных людей, а не для зверей двуногих... - С этими словами он снова принялся усердно вращать колок. - Кстати, я тоже подумывал у Мартинеса гитару заказать, - сказал Сергей. Роман покачал головой: - Увы, дон Хосе в прошлом году умер. Внук его - тоже неплохой мастер, могу его телефон дать. Но предупреждаю, он дерёт безбожно. - Хорошее за дёшево не купишь, - сказал Сергей. - А ты как думаешь, публика придёт? - Придёт, - уверенно ответил Роман. - Это ж не люди, а так - биомасса тупая. Стадо грёбаное. Им всё равно, куда идти и за кем. - Поэтому они так и балдели сегодня утром? - Ну да. - Роман наконец закончил настройку, отложил гитару и закурил трубку. - Ты историю вспомни: в Древнем Риме какие зрелища больше всего публики собирали? - Гладиаторские бои. - Правильно! А там всё было по-серьёзному: оружие боевое, кровь, смерть - всё настоящее. В Испании до сих пор коррида популярна: один бык против кучи матадоров. Полчаса они несчастного быка терзают, прежде чем убить... - Зато у них преступность низкая. - Вот именно! И детей они не терзают. Тем более сейчас, при нынешних законах. Гитлер, если подумать, тоже недалеко от них отстоит: он ненависть полными гостями раздавал, а люди и рады подобрать то, что само в руки плывёт... Но не в том дело! Человек сам по себе такая зверюга, которая за кем угодно готова идти. Хуже коровы. Разумных - мало. - Это как у Стругацких: "Человек разумный - это не всегда разумный человек". - Именно. Так вот и здесь: достаточно позвать двоих-троих - остальные придут сами. Внизу на веранде Виталина с девочками пели какую-то лёгкую мелодию в разных тональностях. - Всё-таки не понимаю я Катюшку, - с горечью сказал Сергей. - Ведь разумная девочка, почему же она с такой лёгкостью общему настроению поддалась? Откуда в ней этот конформизм? - Просто в ней бунт ещё не проснулся, - ответил Роман. - А может, наоборот - проснулся: вот, мол, папа и дядя говорят так, а я буду думать по-другому! Ты подожди ещё года два, она и против общественных установок взбунтуется. - Тебе в этом отношении больше повезло, - вздохнул Сергей, - Олюшку попробуй в чем-либо убедить... - Ну, у нас с Витой пока получается, а вот для садика она - головная боль, - усмехнулся Роман, явно гордясь дочкой-бунтаркой. - Елена Аркадьевна нам постоянно жалуется: мол, не хочет ваша Оля в строю стоять, обязательно ей надо выделиться, не желает быть, как все... А я говорю - всё правильно! Личность растёт! А уж мы стараемся, чтобы её не задавили, не вбили в голову приспособленчество. - А как ты директора этого уделал! - восхитился Сергей. - Да я-то тут при чём, - отмахнулся Роман, - в основном Вита... Ну чо, пошли? Они взяли гитары и вышли на веранду. - До-ми-соль-ми-до, - пела Виталина. - До-ми-соль-ми-до, - повторяли девочки. - Замечательно, - сказал Роман. - Ну что, пойдём?
Александр Николаевич: Таня Рябинина пишет: - А наказывать пооооздноооо я уже боооольшая... протиииивная крапивааааа... - Хорошее дело никогда не поздно делать. Большая то ты большая, но не взрослая, нет ответственности за свои поступки. Поэтому и приходится наказывать. Таня Рябинина пишет: - Пап, пойдем на концерт, пожалуйста - скорчив жалобную моську сказала Таня - там Катя будет тоже петь... - Что, не нагулялась еще? Не навеселилась? Ну что же, пойдем. Искусство - дело хорошее. Облагораживает душу. Отвлекает от примитивных страстей. Ах, дочка, дочка... Александр Николаевич обнял Таню и погладил ее по взмокшим и растрепанным волосам. - И в кого ты у меня такая? В мать, наверное. Та тоже веселье любила... и любит. Причесаться не забудь - голова лохматая. В свою очередь отец посмотрелся в зеркало и оправил одежду с прической.
полная версия страницы