Форум » Колыбель новых миров » Вот моя Величка: город, а не птичка. (продолжение) » Ответить
Вот моя Величка: город, а не птичка. (продолжение)
Ромка: Маршрутное такси "Краков - Величка" летело по асфальтовой полосе, рассекая оставшиеся после ночного дождя лужи. В попутном направлении машин было мало. В это время ехали из Велички в Краков, на работу. Поэтому и загружен микроавтобус был не полностью. Трое детей, да четверо взрослых, не считая водителя. Ксендз, семейная пара и студент-иностранец. Десять минут назад микроавтобус отъехал от Кракув-Заблоче, выехал на улицу Величка и сейчас проскакивал мимо Сукеннице, оставляя рыночную площадь по левую сторону. Ромек весь извертелся. То налево посмотрит, расплющив нос о стекло. То вытянет шею как жираф и поглядит направо, поверх юськиной головы. То вперёд глянет: долго ли ещё осталось. Его не утомил переезд из Колобжега в Краков, и поэтому вернувшийся домой полячонок не мог усидеть на месте.
Ромка: Ромек лежал ближе к стенке и ему пришлось ждать, пока не слезет Юстыся. Торопить выпоротую девочку он не стал. Да и самому бы прийти в себя. Пряжкой по поротому: глаза на лоб вылезли.
Юстыся: Боль была страшная, невыносимая. Юстя орала как резаная, чувствуя что на ее попу вылили кипяток, и девочка орала как резаная, чувствуя как боль мертвой хваткой вцепилась в ее тело. Она думала что хуже быть не может, но вдруг почувствовала что боль стала совершенно чудовищной! Это, как уже много позже дошло до ее сознания, оказались удары пряжкой ремня, да еще и по уже поротой, болезненной, малиновой и очень горячей попе. - Ааааа...ууууу...ыыыыы...аааааа...ууууу...ыыыыы- уже бессвязно вопила Юстыся, молотя ногами по покрывалу. Боль и муки были настолько тяжкими, что она не испытала даже никакого облегчения, от окончания порки! Девочка медленно- медленно сползла с кровати и черепашьим шагом, ступая в угол, ощущая страшную боль от каждого шага и совершенно не чувствуя того, что боль стала хоть немного слабее или глуше и поплелась в угол, уже не имея сил на то чтоб протестовать или спорить. Но встать на колени, казалось теперь уже совершенно невозможной задачей и Юська просто встала на ноги, повернувшись лицом к стенке и заложив, как ей было велено, руки за голову. По дороге к углу взгляд девчонки случайно упал в зеркало,, и она тяжко вздохнула настолько страшен был ее вид! Малиновая, вся в рубцах и шрамах попа, красное тело от покрывала, которое к тому же беспрерывно чесалось, зареванное, залитое слезами и соплями лицо, всклокоченные как у ведьмы волосы, выбившиеся из того, что недавно было косой. О холодном полотенце к попе, да и о прохладном душике, можно было лишь мечтать...
Ромка: Ромек поднялся следом. Хотя он и знал как надо вставать после порки, но после такой порки даже эти знания не помогли. Он поплёлся в угол следом за Юстысей, видя её со спины. Попа у Юстыси была малиново-фиолетовая , как показалось Ромеку, с кровоподтёками. Он провел рукой по своей попе, зашипел от резкой боли, посмотрел на ладонь. Крови не было, что мало утешило выпоротого полячонка. Он дошёл до угла и встал на колени.
Тадеуш Вейбицкий: Ромек встал в угол как и было велено. То есть на колени. А вот племянница опять посвоевольничала. Я подошёл к ней, взял за косу, развернул и вывел на середину комнаты. - Что, Юстыся? - Спросил я, циковым жестом складывая ремень пополам и одновременно сгибая Юстысю пополам, заставляя её встать на четвереньки и зажимая девичью голову у себя между коленок. - Тебя, как я понял, мало? Ну так на ещё. - И я хлестнул ремнём по наряжённой попе.
Юстыся: Не успела Юстя что-то ответить, поспешить встать на колени, выполнив приказание не в меру строгово дяди, как тут же ее тело оказалось согнутым, а голова оказалась в железном захвате между его ног. - Мне не мало, а очень много и мне очень больно. Пожалуйста не надо... - заверещала изо всех сил девочка, увидев перед своими глазами ремень, но было уже поздно. По уже не в меру напоротой и наказанной попе, к которой и помыслить было нельзя, чтоб притронуться, вновь прилетел ремешок. - Ааааа...ууууу...ыыыыы...не нааадо...хвааатит...я встаааану...как положено- застонала Юстя, задрыгав ногами и безуспешно пытаясь выйти из захвата. Слезы и сопли вновь потоком полились из глаз, а попа казалось превратилась в сплошной комок дикой боли.
Тадеуш Вейбицкий: - Встанешь, милая, встанешь. - Продолжал я лупцевать племянницу по фиолетовой попе. Ремень залетал и по ногам, задевая верхнюю часть бёдер. После десятка ударов я отпустил Юстысю. - А вот теперь становись. Так, Ромек, теперь ты иди сюда. За вину одного выпорю каждого. Иди сюда. -
Ромка: О, боже. Стоя на коленях Ромек с трудом повернулся, потом встал, едва выпрямляя ноги, и поковылял на расправу, не сводя мокрых глаз с папиного ремня. С десяток шагов он потратил чтобы пройти три метра.
Юстыся: Боль была просто невыносимой, и Юська извивалась всем телом, пытаясь хоть как-то вывести свою попу из прицельного ременного огня, дрыгая ногами и вихляя задом, но злой безжалостный ремень, бил как заведенный, причем не только по попе, но и по бедрам и по ногам, что вызывало еще более жуткую, невыносимую боль. - Ууууу...ааааа...ыыыыы...не нааадо...пуститееее...бооольно...хвааатит...я встанууу...в угол...ууууу...аааааа...ыыыыы- верещала во всю силу своих легких девочка, извергая на пол поток слез и слюней, и пытаясь безуспешно освободить свою, как тисками сжатую голову. Освобожденная Юстя, уже поняв что малейшее неподчинение может очень дорого ей стоить присмирела, кряхтя, с огромным трудом поднялась, и стала в угол, точно в той позе, в коей ей и приказал стоять дядя, не решаясь допустить промедление или не точное исполнение, хоть в какой-то, пусть самой мелкой и пустяшной детали. Но услышав что Ромку собирается его папа драть за ее промашку, девочка не выдержала и завыла из угла, покинуть который не осмелилась. - Не нааадо...это несправедлииииво...
Тадеуш Вейбицкий: - Помалкивай так. - Перебил я, нагибая Ромека и зажимая его голову. Дальше дело техники. То есть ремня. Десять ударов.
Ромка: Десять ударов уложились в полминуты, в течении которых Ромек вопил как недорезанный поросёнок. Или как если был его жгли заживо. Зная что прикрываться руками только хуже, он впился в папины ноги и не разжимал кулаки до окончания экзекуции. Наконец его отпустили: одуревшего от боли, оглохшего от собственного крика. Ромек поплёлся в угол прямо на коленях, чтобы лишний раз не вставать и не опускаться. Встал, положил руки на голову и сочувственно поглядел на Юстысю. Он не злился на неё за то, что она так его подставила. Сам считал себя виновным в её порке.
Юстыся: Слышать все происходящее было невыносимо, да было понятно, что ее слова дядей полностью игнорируются и не принимаются во внимание, и на душе было очень горько... Попа смертельно болела, колени саднило, а руки затекли. Мокрое полотенце оставалась всего лишь мечтой, и девочка тихо стояла в углу, прижимая лоб к холодной стене и поливая пол своими горючими солеными слезами. Оглянуться и посмотреть в сторону Ромки Юстя уже просто боялась.
Тадеуш Вейбицкий: Оставив наказанных детей я вышел на кухню. Покурил в вытяжку, выпил лимонад и вернулся в комнату. - Можете выходить. - Разрешил я. - Не одеваясь идите на кухню. -
Юстыся: Сколько ей пришлось простоять в углу Юстя не знала, но показалось ей это время бесконечно долгим, мучительно тянущимся, невыносимым. Болело все- наказанная ( да еще так строго!) попа, колени, руки. Получив, наконец, разрешение выползти из угла, девочка уже исходя из своего горького опыта, не задавая вопросов и не протестуя, поплелась голая в кухню, глядя на пол и робко взглянув в сторону Ромкиной попы, ужаснулась увиденному и с горечью подумала, что ее попа выглядит ничем не лучше, если не хуже...
Ромка: Не одеваясь? Нехорошее предчувствие овладело Ромеком. Неужели порка продолжиться? Или как когда-то заставит до вечера без одежды ходить? Погружённый в невесёлые думы Ромек потащился на кухню. В первый раз его выпорол папа. И так сильно. Вообще первую порку он получил в интернате, но так как сейчас ему там не попадало. В Величке или в Колобжеге отбирали всю одежду, чтобы на улицу не выбегал. Отсюда и привычка ходить голышом. Но что будет сейчас? Дрожа от страха и холода он встал перед папой, поймал Юстысю за руку и сжал её.
Тадеуш Вейбицкий: - Ну вот что, - Начал я, когда дети встали передо мной. - до утра вы наказаны. Никаких телевизоров, никаких прогулок, никаких книг. Ничего. Ужинаете, чистить зубы и спать. Услышу шепоток в вашей комнате: приду с ремнём. Всё ясно?
Юстыся: Руку Ромки девчонка схватила как спасательный круг, и не пожелала отпускать. Юсте было очень больно, страшно и обидно- она чувствовала что наказание было несправедливым и это тяжелым грузом давило на душу. Выслушав дядю, девочка немедленно согласилась со всем им сказанным- какой телевизор, прогулки или книги?! До того ли ей теперь?! Намочить бы попу да завалиться в кровать на животе, да и есть тоже не хотелось, разве что выпить стакан холодной воды. - Да-да, я все поняла. Все так и будет- поспешила уверить строгого воспитателя девочка, не отпуская руку кузина да еще дрожа всем телом от пережитых и еще живых ужасов и от горячево желания скорее оказаться в ванной.
Ромка: - Понял, па. - Кивнул Ромек. А сам подумал: ну нафиг такие каникулы. Завтра утром смоется из дома, вместе с Юстысей. Пусть папочка побегает.
Тадеуш Вейбицкий: - Ну если понятно тогда марш и чтоб я вас до утра не видел и не слышал. -
Юстыся: Повторять дважды Юсте было ни к чему. Услышав все сказанное взрослым, девочка метнулась в ванную, увлекая за собой Ромку, держа его за руку и одной рукой включая кран с холодной водой. - Может в ванную залезем?- спросила кузена девочка, на ходу расплетая то что еще осталось от косы и распуская по плечам длинные, светлые, мокрые от пота волосы- только прохладную воду пустить надо и посидим там облегчим страдания.
Ромка: - Под душ встанем, спинами друг к другу. - Уточнил Ромек. - Мы там всегда с девчонками стояли. У-у-у-у, и чего он так сегодня? - Ромек раздвинул пластиковые двери в душевую кабинку, закинул ногу и подождал Юстысю.
полная версия страницы