Форум » Колыбель новых миров » Бой восьми конечностей. » Ответить
Бой восьми конечностей.
Савельев: «Я буду сильным и чистым, я буду всегда поступать честно, всегда следить за своим поведением как в школе, так и за её пределами. Я никогда не стану кичиться своей силой и задирать слабых. Я буду повиноваться своим наставникам. Мы все, ученики и учителя, будем любить друг друга, будем едины в своих целях и помыслах и всегда будем помогать друг другу» Клятва бойца Муай Тай.
Савельев: - Мне все равно почему ты не занимался. Причины всегда есть. Пропущенная тренировка отбрасывает тебя назад от конечной цели. Сбивает организм с ритма восстановления и нагрузок, нарушает режим. То, что ты пропустил, уроки ли, тренировку ли, потеряно для тебя навсегда. Организм все помнит. Наверстывающие нагрузки не дают тех же результатов, что запланированные и уходит много времени. Уроки делал - сам понял. Можно найти пропуску оправдание, но это будет враньё самому себе. Прогулы непростительны. Имея долгосрочные планы, быть последовательным обязательно. Я выставил тебя из зала, но дал задание, чтобы сохранить прогресс. Ты подвел меня, понимаешь?
Максим Седов: Мак опустил голову и замолчал. Было очень неприятно слышать, что он подвел тренера. Он совсем не хотел его подводить, просто поленился, да и зол был, когда его выгнали из зала. - Я не подумал, Виталь Андреич, - мальчишка поднял глаза на тренера и снова опустил их в пол.
Савельев: - Нет, ты подумал. Ты не думая делать привычки не имеешь. Умный. Только думаешь не о том. Вместо того, чтобы думать с чем ты поедешь на соревнования, ты гадаешь, как Маша на ромашке поедешь туда или нет. По этому поводу ещё и психуешь, поднимая нервы всем вокруг. А в жизни всё просто. Чтобы что-то получить, надо это заслужить. - Рука тренера потянулась к ремню на стене, - Планомерной работой, без небрежности и лени. Пряжка скупо звякнула, освобождая гвоздь. - Утреннего бега мало для бокса, ты знаешь. И я намерен сделать так, чтобы ты раз и навсегда запомнил: пропускать занятия нельзя никогда. Спускай штаны и ложись на живот.
Максим Седов: Максим как завороженный следил за рукой тренера. На его лице читался испуг. Он никак не ожидал такой развязки. Думал, что Виталий Андреевич уже забыл и простил ему сегодняшние выходки, хотя, конечно, сам понимал, что накосячил по полной. Можно было попробовать поныть и попросить прощения, но по лицу тренера Макс понял, что это бесполезно. Он еще раз виновато взглянул на Виталия Андреевича, испугано покосился на ремень в его руке и, отойдя к кровати, зачем-то повернувшись спиной, начал медленно расстегивать джинсы. Все мысли остановились, и в голове крутилось только одно: "Только бы не зареветь".
Савельев: Понуро склоненная голова, разом покрасневшие уши, опущенные плечи, непослушные пальцы, будто впервые встретившие пуговицу. - Ты понял за что, Максим?
Максим Седов: - За то, что не сделал то, что вы мне велели, - понуро отозвался парень, придерживая джинсы одной рукой.
Савельев: - За то, что пропустил тренировку, - спокойно подтвердил Виталик, - Почему нельзя было пропускать, понимаешь? Пряжка легла в кулак поудобней и тренер дважды обвил ремень вокруг ладони. Свободным остался довольно длинный хвостик.
Максим Седов: Парень только молча кивнул, стараясь не выдать своего страха. - Куда ложиться? - хмуро осведомился он, исподлобья глядя то на тренера, то на ремень в его руке.
Савельев: - На постель. Выбор был небольшой. Книжный шкаф, платьяной, стол, два кресла и комод никак не подходили в качестве ложа для наказаний. Оставалась только деревянная полированная кровать постреволюционного изготовления, застеленная мягкой периной в заботе о мальчике. Виталик надеялся избежать этих сцен, застав мальчишку уже на подушке, но Макс почему-то еще не улёгся. Получилось опять по-взрослому: страшно, стыдно и непонятно.
Максим Седов: Очень медленно, словно надеясь, что тренер еще передумает, Макс подошел к кровати и улегся на нее животом. Правой рукой он старался придерживать джинсы, чтобы они не упали ниже колен. Трусы он снимать не спешил и очень надеялся, что это и не понадобится. Зарывшись в свои руки, он замер и напрягся. Боковым зрением пытался уловить, что делает Виталий Андреевич. Ожидание первого удара оказалось не легче самой порки. Внутри от каждого звука всё ухало и сжималось. Макс никак не мог найти удобную позу и расслабить ягодицы.
Савельев: - Трусы тоже, - потребовал взрослый, все еще оставаясь у двери, - Девчонок нет, стесняться некого.
Максим Седов: Макс скуксился и потянулся к трусам. Не поднимаясь, стянул их вниз и оставил у основания попы.
Савельев: Виталик подошел, подвинул мальчишке подушку, вытянув из-под покрывала. Напряженные лопатки выдавали чувства подростка. Сейчас он абсолютно и искренне ненавидит своего тренера, но принял правила игры. И себя ненавидит за эту ненависть. И за то, что принял правила игры. До слёз. На коже еще отчетливо различались последствия недавнего внушения. Интенсивно Макс вливается в мир взрослых, ничего не скажешь. Ремень хозяйски примерился к подставленным половинкам и вскоре с хлопком опустился, согревая кожей коровьей кожу человечью. Наверное, надо что-то сказать, но вроде все уже было сказано.
Максим Седов: Макс дернулся, втянул ртом воздух, но не издал ни звука. Только поглубже зарылся в свои руки, чтобы легче было терпеть.
Савельев: На тощих половинках запунцевело по форме орудия казни, а вся фигурка мальчишки тоскливо сжалась. Ремешок вновь подскочил и жарко обнял, потом снова и снова. Хозяйски, радушно, крепко, горячо.
Максим Седов: Первые удары еще было возможно вытерпеть, но дальше стало совсем невыносимо. Попа горела, каждый удар добавлял только новой боли к этому жару. Мальчишка стал крутиться и тихо поскуливать, пытаясь облегчить свою участь.
Савельев: Виталик был просто уверен, что пацан ему достался терпеливый, если и не поротый в жизни серьёзно (эпизод со скакалкой не в счет), то упрямый до чертиков. Поэтому особенно руки не придерживал, даже с самых первых, стежков, сделанных, скажем так, при всём старании, но без большого опыта. Однако, вскоре приноровился хлестать, аж сам понимал, что с каждым разом у него получается всё крепче и больнее. И злость появилась на красную вертлявую мишень, робко, но заметно виляющую из стороны в сторону, на себя, что занимается такой фигнёй, на мальчишку, уже начавшего стонать, но пока еще держащегося непонятно на чем и никак не начинающего свои давешние покаянные просьбы. Вроде и считать не сразу начал, а уже выходило больше двадцати...
Максим Седов: Мальчишка не считал удары, но лежать молча больше не было никаких сил. Поскуливание перешло в приглушенный крик и через несколько ударов Макс подал голос: - Виталь Андреич, я больше так не буду... У-у-а... Прости-и-те. А-а-й... Бо-о-льно! Я буду слушаться. Обеща-а-а-ю! Виталь Андре-е-е-ич...
Савельев: - Можешь не слушаться, Макс. - уверенным взмахом ремня разрешил тренер, уже не очень выбирая куда приложить орудие воспитания, поскольку обнаженная площадь сделалась равномерно красной, бархатно шероховатой и болезненной даже на вид. - А вот на занятия ходить без пропусков обязан. И на тренировки. И на уроки.
Максим Седов: - У-у-у-у, - протяжно взвыл парень. Казалось на попу вылили ведро кипятка и на ней уже нет живого места, а тренер всё не останавливался. - Я бу-у-ду ходить... Я буду, - Макс всхлипнул и почувствовал, как из глаз предательски брызнули слезы.
полная версия страницы